Какие они удивительные, эти новые тренды. Кажется, уже всё, что можно было придумать, придумано, ан нет, стоит тебе расслабиться, возникает очередной этический уродец, который ловит тебя в капкан.
Вот, например, вам что-то не понравилось, и вы об этом сказали вслух. Сказали тихо, лениво, между делом, да и не сказали, а так, прошелестели себе под нос, не рассчитывая быть услышанным. Даже не так уж важно, что именно вам не понравилось. Это может быть плохая погода или слишком яркий свет, который бьёт вам в глаза, или книжка, от которой вы так много ожидали, а она оказалась скучной, или человек, который вас жестоко обманул, хотя глаза у него были честные-честные. И вот вы сказали — мне не нравится эта погода, этот слишком яркий свет, эти люди и книги, обманувшие мои лучшие ожидания. Мало того, что в ответ с вами заговорят на убогом наречии провинциального психолога-недоучки, в лексиконе которого преобладают слова, кажущиеся ему «умными» (наподобие «агрессии» — никто и не заметил, когда она вдруг сделалась синонимом «печали»). Ещё вам скажут так: «Проблема в тебе самом. Эта погода на самом деле — прекрасная, а яркий свет так хорош, как никогда. Лучше этой книжки ещё никто не читал, а тот человек, о котором ты говоришь, что он обманщик, на самом деле кристально честен, и всю зарплату до копейки отдаёт жене. Поэтому разберись с собой, почему все эти прекрасные вещи тебе так не нравятся». И посмотрят на тебя с таким особым прищуром, какой был у Клинта Иствуда в фильме «Хороший, плохой, злой», а впрочем, и во всех остальных фильмах тоже. Разница между прищуром Клинта Иствуда и прищуром, который будет адресован лично вам, состоит в том, что от прищура Клинта Иствуда у вас ни за что не побежали бы по загривку вот эти мурашки размером с лошадь.
Это вообще относительно свежий тренд, порождённый — как и все прочие свежие тренды — разумеется, виртуальными контактами, когда даже не каждое твоё телодвижение, а его полное отсутствие, или какое-то минимально выраженное неудовольствие (той же погодой, например) трактуется как вызов кому-то или чему-то. Причём чем безобиднее ты выглядишь или чем тише себя ведёшь, не шалишь, никого не трогаешь, примус починяешь, тем выше градус необоснованной встречной ярости. Я сейчас думаю, что фрондёркам наподобие Pussy Riot сегодня даже несложные слова своего знаменитого панк-молебна можно было бы не зубрить и в храм с аппаратурой не прискакивать: вполне достаточно просто стоять у церкви и внимательно её рассматривать. Молча. Рано или поздно это непременно кого-нибудь взбесит. Карлсон, который, как известно, пробавлялся тем, что курощал и низводил фрёкен Бок, наверняка подобрал бы подходящий термин к подобного рода перформансу.
Ну, или вот тренд второй свежести, потому что к нему почти все уже притерпелись, и считают, что иначе и быть не должно: теперь положено шутить только несмешные шутки наподобие мема под кодовым названием «Карл», слизанного из сериала про живых мертвецов. Если вам не нравятся такие плоские шутки, и вы позволите себе сострить потоньше, вас уже лет десять как поймёт лишь узкая группа верных товарищей по оружию, которые читали и любят Чапека, Джерома, О.Генри и Ильфа с Петровым. Меня, кстати, искренне интересует вопрос, как относятся самые неистовые самарские поклонники памятника бравому солдату Швейку к первоисточнику. Да что там юлить, я бы просто хотела знать, читали они книжку Гашека, те поклонники. Это действительно наболевший вопрос и страшно актуальный. Любят ли они пошутить в духе бравого солдата, как это полагается настоящим поклонникам, или так со своей любовью обходятся, платонически. Что-то мне подсказывает, что тут всё очень печально, и это, увы, даже не интуиция, а жизненный опыт общения с любителями памятников, который я не могу назвать иначе, как опытом скорби. Ведь как с ними пошутишь про Фердинанда-то нашего, когда они знать не знают, ни что за Фердинанд, ни почему это так смешно?
Отчего всё так? А от офисного фашизма, который сделал модным всё одинаковое — от шуток до образа жизни.
Ну, скажете вы, загнула тоже: фашизм! А я вам отвечу: ничего я не загнула! — когда ограниченный контингент офисных клерков идеологически податливого (до 25-ти лет) возраста массированно задалбливают инструкциями о том, как должна складываться их жизнь с девяти до шести, включая строгий дресс-код и набор негнущихся фраз, которые следует непременно использовать в диалоге с клиентом — это и есть лайт-версия фашизма, безобидно названная «сводом корпоративной этики». Офисных зомби относительно недавно называли «офисным планктоном», но сейчас это название представляется мне нелепым: планктон хотя бы светится. С офисными зомби очень удобно иметь дело, если вы — носитель определённого статуса и любите покомандовать: они принимают, не жуя, внутрь всё, что исходит от существа, которое находится на несколько ступенек выше них на иерархической лестнице, будь то начальник подразделения, губернатор или президент страны. Кроме того — и мы перестали это замечать — офисных зомби сейчас очень много. На них можно рассчитывать, как на лояльную армию, потому что они отличные исполнители, не способные анализировать смысл полученных инструкций.
И всё это, в общем, если отбросить непрошеные мысли про армию, не так уж и страшно, потому что в разные времена были разные модификации офисных зомби, просто назывались они по-другому.
Но беда в том, что именно с этими офисными зомби стало невозможно шутить. Их заводская прошивка не предусматривает ту самую опцию, которая в марьяжных объявлениях сокращённо обозначалась буквами «ч.ю.». Нет у них этого ч.ю. как такового.
Однако всё поправимо. Я знаю, что нужно делать, если вы встретили офисного зомби.
Увидев где-то в ослепительном офисе такого зомби в белой рубашке и с галстуком, первым делом хватайте его за плечи и немедленно, пока он не пришёл в себя от ужаса, кричите: «Слышишь? Прекращай эти глупости, уходи с этой работы, выброси из головы все инструкции, напейся в ирландском пабе, прочитай «Швейка» и никогда, никогда больше не шути про Карла!» Уверяю вас, если мы все будем так делать, мы очень скоро их перевоспитаем.
Екатерина Спиваковская
