В воскресенье будет девять дней, как не стало Славы Чечурина. В принципе, журналистов и людей такого калибра зарывать надобно под салют и гимн. Заслужили. Да вот не срослось. Нас таких провожающих от силы набралось человек двадцать.
В «Волжской коммуне» мы долгое время отбывали в одном кабинете. Славка работал субботний выпуск – «толстушку»; я по своим делам (надеюсь, тоже не бесполезно). Выпивали регулярно, и порою в таких дозах, что нормальному человеку либо лопнуть, либо загнуться. Но. Ни разу Чечурина не видал в том состоянии, каковое ЭТИ величают «шаткой походкой и нецензурными выражениями». Мы в основном беседовали о Зощенко и Булгакове – может, любимые Славкины авторы, да кто же теперь и у кого спросит.
С Вячеславом Николаевичем трудно было подружиться; он в свой внутренний мир мало кого пускал. Зато попал туда – и уже навсегда. Знаешь, чего там у Иринки заболело и как встал и куда пошёл Васька. Сын у него вообще с языка не сходил – дай-то Бог, чтоб был достойным. Осиротеть в пятнадцать лет – тоже ведь хлопотно.
Мы в последнее время встречаемся в Рубёжке. На кладбище. И как-то сиротливо глядим друг на друга. Даже интересно делается, кто последний. Или – очередной?
Про фотографию. Вот не помню, какой год, точно знаю, что это церемония вручения «Золотого пера» – и в клубе 1905-го года (он же Железнодорожников, он же им. Пушкина – нужное подчеркнуть). Слава меня тогда ещё до дома проводил...
Александр Поларшинов
