На интернет-страничке известного художника Сергея Михайловича Гриднева первым делом значится: «Группа создана не в коммерческих целях. Все картины, опубликованные здесь, уже проданы». И хотя покупатель из меня по-любому никакой, оно уже интригует, даже заводит…
Гриднев в творческой профессии немногим более 30 лет. Для кого-то – целая жизнь, у него – почти ровная вторая половинка. Уже четверть века участник всех городских и областных выставок. Зарубежные награды и благодарность от Российской Академии художеств. Многолетняя педагогическая и общественная деятельность, в том числе в правлении регионального отделения Союза художников. Работы в частных коллекциях Японии, Китая, Австрии, Франции, Швейцарии, Кипра, Германии, Бельгии, Великобритании. Вечернюю художественную школу №1 на тогда еще куйбышевской ул. Буянова он закончил на 31-м году жизни. Потрясающий спурт при позднем старте.
Я думал, так только в былинах происходит: тридцать лет прозябал богатырь, потом вдруг поднялся – и айда вершить подвиг за подвигом. Хотя к нашему герою жанрово подойдет что-то более соцреалистическое. Потому как в первой половине своей жизни Сергей Гриднев не на печи грелся, а учился, служил и за полтора десятилетия работы на заводе «Экран» освоил все премудрости слесарного мастерства. Готовый сценарий на реальном материале для «Веселых ребят», а еще ближе будет «Волга-Волга». Собственно, про него и теперь порою так пишут: мол, рабочий парень поднялся до высот искусства… Все не так, господа-товарищи, все иначе. Рассказывает сам Сергей Михайлович:
- На заводе все складывалось – лучше не бывает. Молодой коммунист, слесарь шестого разряда. Пылесосы мне вручали, в очередь на машину поставили, даже орден Трудовой Славы обещали. А я на досуге занимался потихоньку граверным делом и вечерами ходил в художественную школу. И раз во время обеда сижу, смотрю в окно, а за ним забор и колючая проволока. Думаю: от воров, что ли? А потом дошло, как прострелило: да это же, чтобы я отсюда не убежал; забор, колючка и на вахте какие-то девки с пистолетами. И понял: уходить надо. И ушел. Почти со слезами и почти в никуда…
Чтобы от орденов, пылесосов и 350 руб. в месяц плюс премиальные уйти оформителем в школу на 96 рэ с единой вечерней «художкой» за плечами, мало любить искусство. Надобно быть амбициозно убежденным, что искусство – ты сам, оно в твоей башке и твоих руках. И еще должно очень повезти с окружением, со старшими товарищами по вновь избранному ремеслу. Гридневу повезло. В школе его учителем и другом на долгие годы вперед стал замечательный самарский живописец и педагог Венир Романович Кныжов. А художественно-графический факультет Чебоксарского пединститута он заочно закончил под руководством академика и народного художника России Ревеля Федоровича Федорова. Эти два мастера не только придали самородку творческую огранку, но отшлифовали его от искушения халтурой, карьерой, завышенной самооценкой.
И камушек заблистал. Уже через пару лет после окончания Сергеем Гридневым вуза публика увидела его работы на городских и областных выставках, чуть позже он сделался частым участником нашей знаменитой и весьма престижной «Большой Волги». С нее-то и начались некие творческие проблемы.
- На первой своей «Большой Волге» я как-то легко проскочил сквозь сито выставочного комитета, - вспоминает Сергей Михайлович, - а вот на второй появились вопросы. Сидят в секретариате семнадцать мужиков и наотрез не принимают работы. Понятно, что живописью я владею, но она не академическая, для них – неправильная, нестандартная и несоветская. Все не так, как учили. Позже примерно такая же история случилась при вступлении в Союз художников, когда Колю Ельцова и Вовку Свешникова приняли, а меня с первой попытки завернули с формулировкой: «спорные работы». И не скажу, что это плохо. Очень даже стимулирует доказать, что я не хуже вас, просто другой.
Само понятие «неформат» появилось у нас сравнительно недавно в эфирно-музыкальной среде. А у художников исстари существуют определенные каноны, за соблюдением коих признанные мэтры строго бдят со своих академических высот. Чтобы, значит, ничего из установленных рамок не выпирало. Ничего и никто.
Гридневу такие рамки – тот же заводской забор с колючкой. Он не просто пишет свои картины, он их сочиняет. Вот полотно с какой-то очередной региональной выставки, «Б.П. 5» называется. «Б.П.» - это Бахилова Поляна, запечатленная уже столь многократно и подробно, что, кажется, ничего нового по этому поводу не нарисуешь. А Сергей Михайлович умудрился в размере 90х90 (без малого квадратный метр – вообще его излюбленный формат) передать все ипостаси статусного для наших художников места. Дом с крылечком, гора, дорога, даже указатель «Волжский Артек». Каноны письма не просто нарушены, они напрочь игнорируются: параллельные линии, каких быть не должно, несколько пейзажей друг на друге, получается эдакая картина в картине. Да, это не привычное зрителю доскональное копирование окружающего. Зато отойдешь, глянешь – и будто на экскурсии побывал. Эффект присутствия, как в современном кинотеатре с 3D-наворотами.
Чтобы пояснить, как он это делает, художник взял листок бумаги, несколько цветных карандашей и учинил мне своеобычный наглядный мастер-класс:
- Допустим, идешь по площади. Оперный театр реставрированный, красота, сейчас нарисую. Вот так, фасад. А сзади улица Галактионовская, где живого места нет. Идем туда, 150 метров от театра. Вот эти дворы, помойки, крысы (очень жестоко, аж карандаш хрустит – А.В.). А ведь нарядный театр стоит в нашем городе и за счет этих лачуг в том числе. Сюда их, в основу. Поворот налево – а там у нас евроквартал, его тепленьким надо, золотом. Ну, а здесь покойный Валентин Захарыч Пурыгин (единственный для Гриднева профессиональный авторитет из местных – А.В.) любил ворон рисовать, вот и мы тоже. Тут еще можно добавить сцену, купола – декорацию к «Жизни за царя». Все. Бери холст, пиши. Где здесь неправда? Где не реализм? В чем я наврал, ребята?
Гриднев настолько увлекся только что рожденной композицией, что на какое-то время, кажется, позабыл о моем присутствии. С такой чумовой энергетикой ему кабы не в художники – так в артисты, либо в политики (что у нас зачастую одно и то же). А я ошалело переживал увиденное и искренне завидовал его ученикам, каких за десять лет преподавания в той самой родной художественной вечерке он отправил в жизнь три выпуска. Сам-то я без подготовки не больно много понял (это как с моим приятелем-полиглотом, что самостоятельно выучил почти все нормальные языки и по той же методе пытался освоить японский, и уже вот-вот, но на последней страничке учебника маленькая ссылка: мол, вы прошли начальный курс, еще сколько-то сотен иероглифов – и можете приступать к первому этапу обучения). Однако же принципиальное в гридневской живописи до меня, вроде, дошло: малое в большом – и до бесконечности, чтобы картина воспринималась почти на уровне подсознания. И чтобы все это естественно, без нарочитости.
Диптих «Иллюзия и реальность». Сказочные кукольные здания небывалой красы и формы. Приглядишься – в каждом окошке своя жизнь, где люди маячат, где цветы на подоконнике. Вторая часть. Та же былая идиллия, только в раздрае и с военными самолетами в небе; разбитые часы, остановившееся время. Убитый мир. А внизу каждого полотна – ма-а-ленькая панорама того, что во весь холст. И делается зябко и тревожно и за окружающее, и за себя. И мысли накатывают совсем безрадостные, но главное – что мысли поверх эмоций.
Или жутковатая, на мой взгляд, работа «Сон разума рождает чудовищ». Сперва завораживает тщательно выверенная фантасмагория красок, эдакий продуманный хаос. В котором при внимательном рассмотрении различаешь лица, лики, черепа, образы. Порою даже непонятно, художник так задумал, или это уже твой персональный глюк. Эта штука будет, пожалуй, посильнее, чем одноименный офорт Франсиско Гойи, 43-й по счету в цикле «Капричос» (нате вам, мы тоже не тупые!). И даже в сравнении с общепризнанным шедевром Сальвадора Дали произведение Сергея Гриднева трактуется более широко. К нему допустимо продолжение испанской пословицы в названии: «… а дух свободы рождает богов». Поскольку с левого верхнего угла картины на зрителя взирает Лев Толстой, а он – известное дело – никакое не
чудовище, а глыба и матерый человечище. В общем, опять тебя заставляют задуматься, да оно и славно иногда.
Свои картины Гриднев сочиняет каждодневно. В пеших прогулках по Самаре. В маршрутке по пути к мастерской. Во время поездок на природу – с походным набором художника и обязательно с фотоаппаратом для фиксации мелких деталей. Даже когда застолье случается. Кстати. Он убежден, что настоящего художника без страстей не бывает; кристально правильный мужик для него вообще существо подозрительное. Вот так он все примеченное запоминает, что-то набрасывает, когда есть возможность, а после добирается до мастерской и пишет. До девяти-десяти вечера, бывает, и с ночевой. Пишет споро, на серьезную работу у него уходит недели три. А еще он очень любит наш город, особенно историческую часть, и очень беспокоится за его судьбу. Тут нет нужды слова тратить, достаточно посмотреть на картину «Старый город», где все сказано: и лик, и архитектурный облик, и все страдания, что называется, налицо.
И все-таки оставаться бы пожизненно Сергею Михайловичу провинциальным заковыристым дарованием, коему в «Натюрморте с мартини» бдительно вымарывали из названия социально чуждый напиток. Когда бы не счастливый прорыв в начале 90-х, который одна моя коллега удачно поименовала «окном в Европу». Ну, поскольку там какие-то разночтения, кто организовал, как именно, пусть сам виновник торжества и поведает:
- Да никакая не администрация помогла; Наташа Лелюк, Наталья Николаевна, тогдашний директор Экспо-Волги предложила показать ряд моих работ за рубеж. Там оно глянулось. И пошло-поехало: туда – полотна, оттуда – деньги. Потом во время каких-то там самарских мероприятий в Италии специально мою картину с пейзажем как раз старого города туда повезли и мэру Рима вручили. Тут уже какие-то буклетики у меня появились, дышать стало полегче. А затем я самостоятельно упаковал десять холстов и двинул с ними во Францию. Десять без рамок – выходило почти ровно 25 кило; больше нельзя было, иначе плати валютой за лишний вес. К собственному удивлению, из Азевиля (это художественный центр под Тулузой) вернулся с медалью и дипломом. 
Сегодня трудно представить себе Сергея Михайловича Гриднева с мешком собственных работ через плечо и самолично их пристраивающим. Его приглашают знаменитые галеристы, в числе которых, скажем, г-н Карампурнис из Барбизона (между прочим, родина школы французского пейзажа) или г-жа Зигрист из швейцарского Диссенхофена. В 2009-м на арт-проекте «Signess lessajoux» в Англии он успешно преодолел самый трудный отборочный тур, но в число допущенных к ручке Её Величества не попал. Не беда, плакаты - а по-нашенски, это уже и баннеры – с копиями гридневских работ (упомянутый диптих в том числе) украшают станции лондонского метрополитена, и не совсем, к слову, безвозмездно. А чего, молодец, когда в родимое метро не зовут.
Перечень его зарубежных вернисажей практически совпадает с приведенной в начале этих заметок географией нынешней прописки проданных «за бугор» работ.
Но и дымом родного отечества мастер не пренебрегает. Москва, Саранск, Казань, Тольятти, Нижний Новгород – это еще не все российские города, ценители искусства которых в последнее время имели возможность оценить достоинства кисти живописца. Здесь он особо отмечает прошлогоднюю выставку «Красные ворота», за участие в которой и удостоился благодарности Российской Академии художеств.
- Правильный был проект, - вспоминает Гриднев, - «Против течения». Так и шли по Волге вверх до самой столицы. Готовились, отбирали только лучшее, и это многим из нас помогло изжить в себе окаянную провинциальность. 
То есть все движется ровно и в правильном направлении, хотя и вопреки течению. В заголовке я малость того … с запасом; покупатели вокруг мастерской Сергея Михайловича, конечно, не роятся. С другой стороны, мне еще ни разу не доводилось бывать в творческих мастерских, где столь чисто и пусто из-за отсутствия картинных залежей. Три произведения, которые Гриднев никому ни за что не отдаст. Еще с пяток находятся в работе – хотелось бы рассказать подробнее, да автор не велел (а хороши кошки, например!). И – все. Остальное уехало-уплыло-улетело.
Стоп. Еще там присутствует заготовка под некую масштабную (метра три на три) композицию; что-то там связанное с жизненным путем от детства до… Докуда – мастер, похоже, еще сам не сочинил. Пока много чистого холста и аккуратно, будто слесарный заводской инструмент, разложенные кисти. Доживем – увидим. 63 года для художника – самый творческий возраст, самое то. Тем более, когда сам он из 63-го региона.
Александр ВЛАДИМИРОВ
