Иногда вы сидите, а в жизни что-нибудь происходит. Например, во всем районе отключают электричество, а у вас ноутбук работает от батареи, за окном белый день, и вроде бы ничего не случилось. Пока не разрядится ноутбук
Так однажды и вышло: я сидела. Зазвонил телефон. Из телефона закричала моя приятельница.
- Вот ты сидишь, - закричала она, - а ко мне едут чешские родственники! Везут жениха! Отмечать седьмое ноября! Я обязана устроить советскую вечеринку!
Подозревая меня в скрытой тугоухости, приятельница несколько раз повторила по слогам:
- Советскую! От слов «Советский Союз».
Причем дело происходило отнюдь не в милые коммунистическому сердцу семидесятые годы, чтобы чешские родственники мотались от нечего делать отмечать седьмое ноября на советских вечеринках. Дело происходило года два назад, когда седьмое ноября окончательно перенесли на четвертое и головы населения упорно засоряли историческими справками о Минине и Пожарском. Поди знай, кто из них князь, а кто просто Кузьма Минин по прозвищу «сухорук». Никто и не знал.
- Что вообще такое – советская вечеринка? – уточнила я. – Все должны напиться «Столичной», съесть селедки под шубой и петь «забота у нас простая, забота наша такая»?
- Примерно, - согласилась приятельница. – Только нужно разнообразить меню. Ты вот что предлагаешь? На горячее.
- Ничего, - сказала я. – Почему я твоему чешскому жениху должна предлагать что-то горячее? Сама ему предлагай, - добавила не без цинизма.
Однако чешский жених оказался а) украинским и б) не приятельницыным, а ее престарелой тетки, собственно, и обозначенной как чешская родственница. На самом деле тетка настоящей чешкой не была, но удачно примазалась к этой славной нации много лет назад, чуть не пятьдесят, чуть не по обмену красными студентами. Свою фамилию Беккер тетка обратила в фамилию Беккерова и всегда представлялась «пани».
- Это пани Беккерова! – орала она автоответчику, да и банкомату при случае тоже. Сплетничали про банкомат.
Пани Беккерова прекрасно проживала на просторах Чехии (а то и Словакии), трудилась учителем сначала русского языка, потом русский язык потерял актуальность, и ей пришлось вкалывать бухгалтером или кем-то таким, строительным подрядчиком. Она возводила заборы и несложные чешские дома в рабочих кварталах. По службе познакомилась с украинским бравым парубком, отличным, к слову сказать, столяром, сильно моложе, но верным идеалам. В особенности тетке нравилось увлечение парубка движением хиппи. Он был хиппи новой волны, а тетка – самой первой, но она до сих пор скрывала под жемчужными браслетами фенечки из бисера и ниток мулине.
С другой стороны, настоящая девушка-цветок могла бы ограничиться бисером, но пани Беккерова вместе с лишними буквами в фамилии приобрела в Европе любовь к респектабельности. Она стала респектабельной хиппи, каким бы оксюмороном это ни являлось. Цветы в ее длинных седых волосах распускались из благородных металлов. Но встречались и полевые.
И вот пани Беккерова в цветах и ее молодой жених, гражданин Украины, решили проведать теткину родину с тем, чтобы вспомнить настоящую русскую зиму. В Чехии (а то и Словакии) тоже бывают зимы, но не называть же их настоящими русскими. На родине тетка мечтала также окунуться в юность. Годы теткиной юности официально прошли под барабанный бой и дружбу с испанскими революционерами. Неофициально она танцевала под запрещенный рок-н-ролл и затягивала талию «в рюмочку».
- Это кошмар! – металась моя приятельница по своей квартире в назначенный срок. – У меня ничего не готово. Холодец не застыл. Икра какая-то вспученная, я ее боюсь. Пирог с сомятиной подгорел. Что такое сбитень, я вообще не знаю. Хочется кого-нибудь придушить, - логично закончила она и заломила руки.
В гостиной стояли два огромных кожаных чемодана на колесиках и один миниатюрный кожаный кейс – тоже на колесиках. Багаж респектабельная часть пани Беккеровой прислала с нарочным. Угол одного из чемоданов был исцарапан. «Flower Power», - прочла я девиз альтернативной части пани Беккеровой.
- Башкой о стену! – волновалась приятельница.
- Make love, not war! – уместно предложила я.
- Какое там, - возразила она. – Настоящей водки не найти. Купила «Финлядндию», но это как-то не по-русски, правда? Пива «Жигулевского» притащили, оказалось тухлым. Кирюшка вон отравился.
Сварливый муж приятельницы Кирюшка обозначил свое присутствие протяжными стонами из спальни. Потом опасно забулькал. Приятельница заботливо прикрыла дверь.
- А сейчас, - продолжила она горячо, - скачивала подборку «361 советская песня», так пропал интернет. Начисто! Есть только «Прощание славянки» в мобильнике. Мне так шеф звонит, - отвлеклась она, - майор артиллерии в отставке. Крупный мужчина.
Я пришла отмечать праздник не с пустыми руками. Мои руки держали раннесоветский винегрет и позднесоветский салат «мимоза». Приятельница, хоть и жаловалась на трудности быта, но выставила на стол прекрасные наследные тарелки кузнецовского фарфора – нежно-серые цветы сплетались стеблями и головками на светящемся перламутровом основании. Вилки тоже были наследными, из серебра. Крахмальная салфетка - в кольце.
- Ты не переборщила ли, - осторожно спросила я, - с этими элементами буржуазного разврата? Пролетарии едят рыбу с газеты и пьют кефир из бутылок. Вроде бы.
- Ах, оставь, - заломила руки приятельница. – Мясо по-французски надо проверить. Сельдь укрыть шубой, второй слой. Ты мне не поможешь? Бутерброды со шпротами. Надо оформить блюдо петрушкой.
Я пошла к шпротам. Шпроты сиротливо пялились мертвыми зенками из вспоротых овальных банок. Петрушка глумливо завивалась в локоны.
- Не забудь чеснок! – командовала приятельница, Кирюшка слабым голосом просил воды, а еще в доме водилась собака без специальной породы, но с норовом. Собака лаяла и вроде бы хотела шпроту. Получив ее, яростно отвергла, залаяв еще интенсивнее и словно бы обиженно.
Неудивительно, что звонка сначала никто не услышал. И чуть позже никто не услышал. А вот когда звонок дополнили бравые пинки ногами в дверь, его услышали все: и Кирюшка, издавший выдающийся по жалостливости стон, и моя приятельница с багровым от свеклы лбом, и я с контрафактной шпротиной во рту.
Пани Беккерова вела себя по-простому. На вид ей было лет сто. Положив ногу на ногу в высоких жокейских сапогах, она заняла место во главе стола и пригласила остальных присоединиться к ней. Жених присоединился. Несмотря на профессию столяра, требующую ловкости рук, он сразу же смахнул на пол кузнецовскую тарелку. Тарелка не разбилась, но хорошо подпрыгнула; моя приятельница побледнела через свеклу. Холодец плескался в порционной посуде, шпроты отдыхали на сдобренных чесноком хлебцах, «зимний» салат источал ароматы майонеза местных жиркомбинатов, а собака укусила тетку за выдающееся бедро. Подпрыгнула и укусила.
- Это ничего, - улыбнулась тетка, стряхнув собаку щелчком наманикюренных пальцев.
- Водички бы, - прохрипел Кирюшка за стеной.
- Добро пожаловать! - вспомнила приятельница.
- День седьмого ноября – красный день календаря, - выразительно сказал украинский жених, плотный дядька лет пятидесяти. – Посмотри в мое окно, все на улице красно.
И далее вечер пошел совершенно по накатанной и всем знакомой колее: за встречу, между первой и второй, за отсутствующих друзей, за присутствующих здесь дам, заздравная, календарная, на высокой-высокой горе жил одинокий-одинокий орел и так далее. И даже Кирюшка выехал на крутящемся офисном кресле, обнимаясь на всякий случай с эмалированным хорошеньким тазиком. Пани Беккерова оказалась совершенно не чванливой, она много смеялась и рассказывала смешные анекдоты. Правда, все больше на чешском (а то и словацком). Жених ловил ее запястье в жемчугах и бисере и иногда целовал.
Приятельница расслабилась, с удовольствием наблюдая, как гости черпают столовыми ложками подлый холодец и закусывают тортом «наполеон». Неожиданно сама собой скачалась «361 советская песня» и немедленно грянула. Пани Беккерова одобрительно вздернула бровь. Кирюшка ритмично подцепил на вилку соленый огурец, благословенный при отравлениях. Вскоре я простилась с приятной компанией и пошла домой.
Шла и отчего-то пела: «Не надобно нам покою, судьбою счастлив такою, ты пламя берешь рукою и камнем ломаешь лед! И снег, и ветер, и звезд ночной полет, меня мое сердце в тревожную даль зовет».
Хороший получился праздник, чего там.
Наталья Фомина
Пока я ходить умею, пока глядеть я умею, пока я дышать умею, я буду идти вперед. И снег, и ветер, и звезд ночной полет, меня мое сердце в тревожную даль зовет.
