16-17 ноября проходил организационный семинар в рамках германо-российского Социального форума «Петербургский диалог».

Идея провести семинар , где активно развивается взаимодействие между НКО и государственными структурами, принадлежала Михаилу Александровичу Федотову, председателю Совета при Президенте РФ по вопросам развития гражданского общества и правам человека.

Два дня Михаил Александрович участвовал в работе семинара, встречался с представителями государственных органов, с руководителем следственного управления Следственного комитета РФ по области Виталием Горсткиным, но нашел в плотном графике и время, чтобы ответить на вопросы «Парка Гагарина». Беседовали с «главным по гражданскому обществу» в России главный редактор «Парка» Сергей Курт-Аджиев и обозреватель Роман Хахалин.

- Первый вопрос — о вашей только что закончившейся встрече с господином Горсткиным (руководитель Следственного управления Следственного комитета РФ по области — ред.). О чем шла речь, и довольны ли вы результатами этой встречи?

- Мы с ним обсуждали вопросы, связанные с расследованием двух убийств — Валерия Иванова и Алексея Сидорова, редакторов газеты «Тольяттинское обозрение». Он меня подробно проинформировал о том, в каком состоянии сейчас находятся оба этих дела, объяснил, почему они приостановлены, рассказал, как самарские следователи контактировали со Следственным комитетом Российской Федерации, в частности, с главным управлением криминалистики, какие получали задания, рекомендации, какие задания давали оперативным службам полиции, какие получили результаты...

Результаты, увы, пока неутешительные: есть лица, которые по косвенным данным подозреваются в причастности к этим убийствам, но этих лиц найти пока никто не может. И вот я тогда предложил Виталию Владимировичу Горсткину попробовать опереться на помощь общественности. Если уж ни наши правоохранительные органы, ни Интерпол не могут найти этих мерзавцев, давайте попробуем организовать всемирный журналистский розыск. Пора от разговоров о журналистской солидарности переходить к конкретным действиям. Вот вы мне, Сергей, подсказали эту идею, а я ее уже ретранслировал Горсткину. В ближайшее дни я этой идеей поделюсь и с руководителем СК РФ Александром Ивановичем Бастрыкиным. И я думаю, что ему эта идея тоже понравится. Потому что поиск убийц журналистов — это дело не только правоохранительных органов, но и всего журналистского сообщества.

Вообще, чем активнее гражданское общество будет включаться в поиск преступников, будь то убийцы журналистов, насильники или педофилы, тем лучше. Оно будет, с одной стороны, тем самым подталкивать наши правоохранительные органы к реальной работе и реальному результату. А с другой стороны, оно само будет становиться более решительными, более динамичным, более энергичным, потому что нам очень важно разбудить гражданское общество. Сейчас такое ощущение, словно оно начинает просыпаться.

- Ну вот и добрались до главного. Михаил Александрович, зная вас давно, я понимаю, что вы стали председателем Совета при Президенте не потому, что вам нужно было теплое местечко, синекура, а вы шли на этот пост с какими-то идеями, целями...

- Это правда. Как раз «теплым местечком» меня заманить невозможно. Знаете, есть люди, которые умудряются любую работу превратить в синекуру. А у меня все было с точностью до наоборот. Вот, казалось бы, должность посла России при ЮНЕСКО – а я занимал ее в 1993-1998 годах - не предполагает большого напряжения сил, а я умудрился взвалить на себя столько дел, что ночами пришлось сидеть за компьютером. В последние годы я работал в Союзе журналистов России, возглавлял Центр экстремальной журналистики, руководил кафедрой ЮНЕСКО по интеллектуальной собственности, занимался юридической практикой. Дел было выше крыши, но времени хватало и на то, чтобы писать книги, статьи... Короче, у меня было вполне «теплое местечко». По моим понятиям, конечно.

- А сейчас вы довольны своей жизнью?

- Нет, конечно. Прежде всего, потому, что у меня совершенно нет свободного времени. И ту книгу, которую я планировал закончить еще год назад, я закончил только нынешним летом, потратив на нее отпуск. Эту книгу мы задумали вместе с Юрием Батуриным, моим давним другом и соавтором по Закону о печати, Закону о СМИ и целому ряду публикаций. К осени прошлого года мы почти закончили работу над книгой, оставалось чуть-чуть — на неделю-две работы. Но состоялось назначение — и все пришлось отложить практически на год. Но теперь книга готова и, надеюсь, скоро выйдет в издательстве РОСПЭН под интригующим названием - «Феноменология юридического чуда». Мы пытаемся объяснить, как в нашей стране можно делать чудеса. Во всяком случае, юридические.

- Используя законодательство РФ?

Не только законодательство, но и нашу политическую систему, наше общество... В качестве примера мы рассматриваем закон СССР о печати: как он возник, можно сказать, из ничего. Поэтому книге мы предпослали эпиграф - строки Анны Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора...»

- И все-таки. Понятно, что когда вы шли на эту должность, у вас наверняка были какие-то планы, вертелось в голове «я должен, я сделаю то-то и то-то». Насколько воплощение этих планов произошло и происходит?

- Принять предложение президента Медведева меня подтолкнуло — вы не поверите — чувство вины. Дело в том, что однажды, это было в начале 1995 года, я уже получал приглашение в президентскую команду. Тогда мне позвонили из Кремля и сказали, что уже согласован проект указа о моем назначении помощником президента по правовым вопросам. А я в это время был послом России при ЮНЕСКО, и эта информация застала меня даже не в Париже, а в Каннах, где я был почетным гостем музыкального фестиваля. И когда я посмотрел вокруг — море, солнце, песни, шмель летает над цветком... Как сейчас помню... А в Москве зима, холод, грязь, чеченская война. И еще я понимал, что, будучи кремлевским чиновником, не смогу материально помогать своей дочери, которая была направлена гимназией в Германию для продолжения учебы. А в Париже у меня и зарплата была приличная, и в любой выходной я мог запросто навестить дочь в Бонне. Короче, я сделал так, что это предложение, от которого нельзя отказаться, удалось снять.

Но все последующие годы я мучился угрызениями совести: может быть, если бы я согласился, что-то пошло бы в России по-другому, повернулось в другую сторону, может быть, каких-то ошибок удалось бы избежать. А ошибок было много. И может быть, именно моей соломинки не хватило, чтобы переломить ситуацию.

Поэтому я тогда, год назад, прямо сказал Дмитрию Анатольевичу, что принимаю его предложение, ибо чувствую свою вину. А теперь я вины не чувствую, потому что делаю все, что могу. Хотя я и по сей день убежден, что пост главы президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека должен был занять Александр Аузан, у которого значительно больший опыт работы в Совете. Я же пришел в Совет только в 2008 году, когда президентом стал Медведев и Элла Александровна Памфилова пригласила меня войти в новый состав Совета.

Но президент Медведев сказал, что моя кандидатура для него предпочтительнее, поскольку мы оба юристы, а значит, быстрее и проще найдем общий язык. И мне кажется, мы действительно нашли с ним общий язык.

- Вас слышат?

- Да. Когда Совет общается напрямую с президентом, то многие вопросы удается решить... Мы прекрасно слышим и понимаем друг друга. Да, у нас есть разные взгляды на какие-то проблемы, но в общем позиция у нас общая. Вот почему, я уверен, Совет может быть очень полезен президенту. Именно как «коллективный советник», который говорит правду о реальном положении вещей и предлагает от имени гражданского общества свои варианты решения проблем.

- А какое оно сейчас, гражданское общество в России? Если отодвинуться от политики — вот готовится принятие закона о рыболовстве, и начали объединяться рыбаки, и у нас на митинг вышли несколько тысяч человек — это гражданское общество?

- Конечно.

- А «синие ведерки» - это гражданское общество?

- Безусловно. Это гражданская активность, которая должна перерасти в структурированное, организованное гражданское общество. Согласитесь, что у вот такой гражданской активности есть два пути. Один путь — это превращение стихийной гражданской активности в партизанщину. То есть, она рождается из хаоса и продолжает существовать как часть хаоса. В том числе, уходит в экстремизм, в насилие. Другой путь развития гражданской активности - в сторону цивилизованного структурированного гражданского общества, существующего во всем цивилизованном мире. В Европе, в Америке, практически во всех развитых странах - есть цивилизованное, выстроенное и выстраданное, четкое гражданское общество, где у каждого элемента есть своя функция, своя миссия, свое устройство. Он не посягает на другие элементы, он взаимодействует с ними. При этом роль государства ограничивается поддержанием правового порядка. Если появляются какие-то противозаконные группировки (они неминуемо появляются), которые поддерживают терроризм, экстремизм, то государство должно немедленно реагировать. Но цивилизованно, а не варварски.

- А вам не кажется, что в России в последний год как раз и стала формироваться какая-то опасная модель гражданского общества? Я имею в виду Манежку, «Русские марши», активными лозунгами становятся «Россия для русских», «Хватит кормить Кавказ» и т. д.

- Я читаю, что подобные лозунги носят откровенно провокационный характер. Люди, которые считают себя националистами и патриотами, на самом деле являются естественными союзниками сепаратистов. Они объективно ведут к развалу страны.

- Но массовость их гораздо выше, чем массовость и демократических акций на Триумфальной площади, и митингов тех же рыбаков, дольщиков и всех прочих.

- Не могу согласиться. И на самом деле опросы показывают, что националистические движения не пользуются реальной поддержкой общества. Чтобы это увидеть, достаточно сравнить ответы на два простых вопроса: «А вы выйдете в поддержку националистов и их лозунгов?». Часть респондентов отвечает: «Да, выйдем». Второй вопрос: «А вы выходили хоть раз?». Отвечают: «Нет, не выходили». Так вербальная активность заменяет реальную.

- Это ровно наша история про московское время. Когда в интернете против московского времени высказываются и голосуют тысячи, а когда стали проводить флэш-мобы, то вначале вышло около двухсот человек, а на последнем было, считая журналистов — восемь.

- Вот почему я и не верю в массовость этих националистических движений. Другое дело, что за ними нужен глаз да глаз, и правоохранительные органы должны реагировать на каждый случай нарушения закона. На каждый. Я убежден, что примером для наших правоохранительных органов должна быть не служебная собака, а сторожевая. В чем разница? Сторожевая сидит у забора на цепи. И каждого, кто лезет через забор, хватает и кусает. Она не ждет команды, ей не нужна команда. Перелез через забор — кусает. Вот и правоохранительные органы должны действовать по этому же принципу: нарушил закон, «перелез через забор» - всё, «кусаю».

А они, к сожалению, часто уподобляются служебной собаке: есть команда «фас» - кусаю; нет команды «фас» - сижу, виляю хвостом. И нет мне дела до того, что охраняемый забор уже давно разворовали. Вот это неправильно. Это не-пра-виль-но. Я в этом абсолютно убежден.

Но не хочу, чтобы у читателя сложилось превратное впечатление. И в Следственном комитете, и в прокуратуре, и в судах есть огромное число настоящих профессионалов, честных и порядочных людей, которые выполняют свой долг. И в этом у меня нет ни малейшего сомнения: я знаю таких людей. Не скажу, что им легко. Но именно на них вся надежда.

- Но ведь построить гражданское общество без свободы СМИ невозможно...

- Конечно: свободные СМИ — это и компонент гражданского общества, и его защитник, и его генератор... Иногда мне приходится слышать: «Вот, Россия возвращается к советским порядкам». Не могу согласиться. Разве в советское время мы когда-нибудь волновались по поводу результатов выборов? Нет. Мы знали, что 99,97% поддержат нерушимый блок коммунистов и беспартийных. Все знали, что эти цифры не имеют никакого отношения к реальности, но все молчали. Народ безмолвствовал. Как у Пушкина в «Борисе Годунове». А сейчас есть независимые от властей СМИ, которые вовсе не собираются молчать: «Новая газета», «Независимая», «Коммерсантъ», «Ведомости» и так далее. В советское время независимые СМИ могли быть только в самиздате и за их изготовление, хранение и распространение полагалась тюрьма или психушка.

Поэтому, безусловно, мы сделали огромный шаг по сравнению с тем, что было в советское время. Но, сделав этот огромный шаг, мы сначала остановились, потом начали топтаться на месте, делать мелкие шаги назад, вперед... А я убежден, что нам нужно двигаться только вперед. И в числе главных направлений я бы назвал два законопроекта, что мы сейчас разрабатываем в рамках корректировки правительственной программы «Стратегия-2020». Как известно, есть более двадцати групп правительственных экспертов, которые объединены в команду, возглавляемую профессором Ярославом Кузьминовым и профессором Владимиром Мау. Одна из этих экспертных групп, имеющая номер 16, как раз занимается перспективами развития общественных институтов. Именно через эту 16-ю группу мы продвигаем два законопроекта: об общественном контроле в РФ и об общественном телевидении и радио в РФ. Если эти два закона будут приняты и начнут реально работать, мы получим принципиально иной уровень развития демократии. Причем я считаю более важным из них все-таки Закон об общественном контроле, потому что если он появится, появится и общественное телевидение. Он важнее. Хотя Законом об общественном телевидении я занимаюсь с 2002 года, скоро будет десять лет. Юбилей.

- Михаил Александрович, это все хорошо. Но с головами что делать? Ведь закон о СМИ не поменяли, СМИ же сами отступили.

- Согласен. Во многих бедах современных российских СМИ мы должны винить самих себя, своих коллег. Поэтому я все время настаиваю, что нам нужно бороться не за честь журналистского мундира, а за его чистоту. Хотя журналисты мундиров не носят, слава Богу. Но честь своей профессии надо соблюдать и хранить. Ну, давайте вспомним, сколько у нас осталось настоящих журналистов-расследователей? Эти убиты, те ушли из журналистики. Третьи предпочли вместо расследовательской журналистики заниматься «сливами» по заказу: вот этого «замочить», а этого — пропиарить. Это журналистика? Это расследование? Это стыд и срам. Мы поэтому и создали в 2005 году Общественную коллегию по жалобам на прессу. Но вот что интересно. Среднеевропейский уровень (а почти во всех европейских странах есть подобные коллегии или советы) — это сорок жалоб в год. И мы в подходили достаточно близко к этой цифре. Но сейчас возникла удивительная ситуация: у нас всего шесть жалоб, но рассмотреть их коллегия не может, так как жалобщики не отвечают.

- Но, может быть, и жалоб нет потому, что журналистики нет?

- В этом, увы, тоже есть доля правды. Потому что статистика судебных дел по диффамации показывает уверенное сокращение числа исков. Да, судебных дел становится меньше. Даже меньше, чем было в начале 90-х годов, когда законодательство о СМИ только формировалось. И до начала 2000-х годов число таких судебных дел неуклонно росло. Но после 2002 года возобладала новая тенденция: число исков по диффамации из года в год падает. Что это значит? Я уверен, что причин много, но одна из них заключается в том, что журналисты просто стали бояться. Зачем журналисту писать, что мэр вор и взяточник? Лучше написать, что мэр заботится о детских садах. Потому что в первом случае журналист получит проблемы, а во втором - бонус. Предаешь свою аудиторию, предаешь свою профессию, не выполняешь свою общественную миссию, но зато в личном плане у тебя все гораздо лучше.

Короче, возвращаемся к извечным истинам: «совесть, благородство и достоинство – вот оно святое наше воинство».