Когда идешь на интервью с человеком интересным, разговор долгий получается, неспешный. 

Потому что важно же и о том поговорить, и о другом мнение собеседника узнать. Потом в процессе работы над текстом приходится мучиться, выбирая – что оставить в окончательном варианте, а чем вынужденно пожертвовать. Но при этом всегда надежда есть. Вот эту тему для следующей встречи можно приберечь и ту тоже.

Такая надежда была и во время последнего разговора с Сашей Амелиным. Не сбылась… Завтра Самара прощается с большим во всех отношениях Артистом, Человеком, Другом. А сегодня мы предлагаем вниманию читателей фрагменты, не вошедшие в последнее интервью. Потому что другого-то разговора уже никогда больше не случится, а так охота, чтобы он – умный, ироничный и добрый, подольше оставался с нами. Хотя бы так…

Амелин и армия

- Я смотрю — многие подзатыльники детям раздают... Да голову вообще нельзя трогать! Мы про нее ничего не знаем — и врачи в том числе! Они ничего не понимают — я когда «косил» от армии, им такое рассказывал! А они должны верить, потому что по тем симптомам, о которых я говорю, — это сотрясение мозга. Проверить-то не могут. Хотя никакого сотрясения не было...

Меня очень хотели заполучить в армию — был такой майор Двойников... Вот во время войны Левитан был личным врагом Гитлера, так я был, наверное, личный враг Двойникова — он поклялся, что обязательно меня забреет. И еще несколько артистов. Его это бесило: артисты, твари, ленивые, разнеженные, за вас кто-то должен служить... Он мне 3 рубля бросал в лицо, чтоб я пошел постригся, бросал мне приписное свидетельство на пол — думал, что я тут же брошусь и начну его вылизывать. «Вы документ такой важный для меня бросаете на пол…» - говорил я - я же тоже демагог еще тот... Развернулся, ушел. Криков было!

Про то, как Амелин закурил

- Моя мама была директором школы. Поэтому я очень просил, чтобы мою сестру не отдавали в ту школу, где она была директором: «Не отравляй ребенку жизнь». Я же по себе помню: только закурил — на следующий день уже знали все. И это при том, что я-то никогда в маминой школе не учился. Правда, я и закурил так... Обычно же в подворотне, втихаря... А я вышел на улицу, сигарету в зубы — гуляй, рванина! Сколько прошло? Секунд пятнадцать — и я лицом к лицу сталкиваюсь с учительницей из маминой школы. Она видит меня — глаза по 5 копеек, какие раньше они были. И я про себя понимаю: «Все, гульнул...». Я вообще из тех людей, которые палятся моментально.

Про справедливость

- У меня были постоянные конфликты с учителями. Никогда мама не занимала мою сторону. Но сколько раз на моих глазах было: тупой Вася Иванов нагло издевается над преподавателем, урок срывается, это ни к чему не приводит, он занимает время у меня — а виноват преподаватель. А потом я очень много знаю случаев — мама приходит домой, ее аж трясет всю. «Мам, ты чего?» - «Да представляешь, объясняю задание — а этот сидит по телефону разговаривает! Два раза замечание сделала — бесполезно. «Дай сюда!» — «Не имеете права забирать, моя собственность!» До скандала... «Наверное, не имею права — родителям верну». А родители приходят и начинают наезжать: «Вы не имеете права!»

Я столько раз в жизни видел несправедливость! Мне очень жалко всегда было маму — каждый раз выходить на бой с тридцатью «личностями», где каждый из себя корчит перед девочками: я крутой, я взрослый, я сам по себе, я законы знаю... Сейчас вообще очень легко спровоцировать конфликты: не уступил место для парковки — ствол достаем. Наша жизнь ничего не стоит...

Про боль

- Я не знаю, правильно или не правильно поступал. Моя Варька (младшая сестра Саши, разница в 11 лет) меня очень любила, но как любой старший брат, я не упускал возможности над ней подтрунить, поиздеваться, покомандовать. И у нее было любимое дело: она подходила и аж дрожала от ожидания, я протягивал ей тыльную сторону руки, она брала ее зубами, сжимала все сильнее — а глазами смотрела, как я себя поведу. Я терпел, но зубы-то острые. «Больно. Больно! Больно!!» - она опять продолжает. Тогда я ей — бац в лоб. Она в рев. А чего ты ждала? Ты сделала больно. Но ведь дети не понимают, что такое боль. Поэтому правильно говорят: дети — самые жестокие.

Хотя мне кажется, моя Маша (Сашина дочка, 6 лет) — мягкий, отзывчивый человечек, вся в переживании, в сострадании. Она однажды в церкви подошла к батюшке: «У меня папа болеет, помолись за него». Тот начал ее о чем-то спрашивать — через несколько минут группа людей вокруг рыдала. И никто же не учил — ну ходим мы иногда в церковь, но мы же не фанаты, тем более я.

Про то, чего Саша не дождался...

- Я, наверное, идиот, но я жду появления какого-то освободителя. Чтобы людей принимали за людей, чтобы государство стало не врагом человека, а изначально было призвано помогать человеку, помогать выращивать детей, ставить их на ноги. Ну как можно жить в семье, когда один жрет ночью под подушкой...

Подготовила Дарья Григорьян

Фото - Олег Давыдов