Потайные механизмы катарсиса понятны лишь древним грекам и современным культурологам. Все остальные бьются над загадкой: почему, а вернее - как искусство делает человека счастливее, чем он есть

 

Я тоже нещадно бьюсь и занимаюсь этим уже почти неделю, потому что после представленной в рамках Чеховского фестиваля пьесы английского режиссера Сьюзан Ангрейд «Животные и дети занимают улицы» я вышла из зала филармонии вдвое счастливее, чем вошла туда, и остаюсь в этом состоянии до сих пор.

Многие исследователи этого вопроса – каким образом искусство способствует эйфории - склоняются к теории хорошего спутника: как известно, со вкусом подобранная компания друзей легко искупает собой любые недостатки скверного зрелища, а талантливому еще и придает дополнительные нюансы. С этим трудно не согласиться. Именно хорошие спутники в разные годы жизни помогли мне избежать суровых личностных потерь, которые я неизбежно понесла бы, решившись в одиночестве ознакомиться с целым рядом весьма условных шедевров. Кроме того, немалым образом украшают жизнь зрителя попкорн, кока-кола, фисташки, конфеты и прочие съестные припасы. Таким образом, при всех издержках увиденного самое главное для зрителя – не остаться голодным и одиноким. И уж совсем хорошо, если ему при этом покажут что-то стоящее.

Сюжет спектакля «Животные и дети занимают улицы» похож на захватывающий газетный репортаж с печальным финалом. На окраине большого города с казино и супермаркетами, в Тупике Красной Сельди, стоит зловещий дом под названием Болото, битком набитый гигантскими тараканами и представителями того самого слоя населения, которое элегантно называют прилагательным «маргинальный». Грязь, нужда и агрессия давным-давно воцарились в Болоте, проросли из поколения родителей в поколение детей – недаром кроткий очкарик Смотритель Болота констатирует, провожая взглядом паучьи тени персонажей: «А вот и жилец с третьего этажа, расист. И его восемь детей, все они – тоже расисты». Дети, как и сам «жилой комплекс» Болото, в спектакле не настоящие, а нарисованные: Сьюзан Ангрейд использовала в своей постановке синтетическую технику, соединив живых актеров с анимацией. По ночам дети из Болота выходят бушевать на мрачные улицы. По этому случаю двери в Тупике Красной Сельди запираются покрепче: тут все знают, как опасны дети, у которых никогда не было и уже не будет ничего детского – ни хороших игрушек, ни сладостей, ни престижной школы, ни любящих родителей.

Однажды в Болото приезжает идеальная молодая женщина в красном платье с бантом и в красной же шляпке. Это Агнес Ивз со своей (нарисованной) дочкой Иви. Звонким пионерским голоском Агнес рассказывает, что верит в лучшее и намеревается помочь детям Болота. Она готова обучать их и даже заниматься с ними творчеством. «Вы даже не представляете, - восторженным речитативом выговаривает Агнес, - что можно сделать с помощью простых макарон и клея ПВА!» «Если бы Агнес знала, - сокрушается голос за сценой, - что ждет в Болоте ее и ее маленькую Иви, она бы схватила ее в охапку и умчалась бы со всех ног подальше!» Так оно и вышло. Но позже.

Революционно настроенная дочь владелицы комиссионного магазина по имени Зельда (ее играет та же актриса, что и Агнес Ивз) совсем не похожа на свою хитрую мать, которая торгует никчемным хламом (наподобие фотографий советских фигуристов Ирины Родниной и Александра Зайцева, как сообщает нам табло с русским переводом – спектакль идет на английском языке). Зельда знает, что за пределами Тупика существует совсем другой мир с прекрасными детским парком, гордостью мэра, где играют чистенькие дети богатых родителей. Она подбивает детей Болота на бунт.

Смотритель мечтает накопить 777 фунтов 77 пенсов, необходимых ему для билета в один конец, чтобы уехать навсегда из Болота, а с появлением Агнес начинает мечтать еще и о ней. Наивная Агнес же одержима своей идеей-фикс: она хочет сделать из плохих детей - хороших. Всё еще не ведая настоящего страха, она пытается научить их правильно обращаться с макаронами и клеем ПВА, но в ответ не получает никакой благодарности: оторвав ее дочке Иви голову, мальчишки играют ею, словно в мячик, а потом под предводительством решительной Зельды атакуют гордость мэра – прекрасный городской парк, пугая чистеньких детей и их мамочек. Заодно они похищают у мэра его любимого кота и требуют выкуп.

После подавления бунта маленькая Иви однажды ночью исчезает. Исчезает вместе с другими детьми Болота. Пустившись на поиски, Агнес приходит в полное отчаяние: в полиции, в больнице, повсюду ее футболят, услышав, что она живет в Болоте, и никто не хочет ей помочь. В это время Смотритель, получивший жалованье, которого недоставало до заветной суммы в 777 фунтов 77 пенсов, идет с чемоданом на вокзал, чтобы купить заветный билет, и случайно видит маленькую Иви в проезжающем мимо фургоне с зарешеченным окошком. Поколебавшись, он мчится ее выручать и с громадным риском для жизни находит Иви в страшном интернате, где всех похищенных из Болота детей закармливают особым мармеладом, «который сделает ваших детей ласковыми и послушными»: на задник сцены под эту веселую песенку о великолепных свойствах мармелада проецируются одуревшие лица напичканных сладким лекарством детей. Вскоре их возвращают домой, к родителям в Болото. Дети послушны и безропотны. Революционерка Зельда покорно помогает своей матери в ее комиссионной лавчонке. В городском парке раскачиваются на качелях и ловят бабочек дети из хороших семей. Агнес вместе с дочкой Иви покидает Болото, оставив влюбленному в нее Смотрителю надушенное письмо: «Вы – настоящий герой». Смотритель остается в Болоте.

Я сразу хочу отодвинуть в сторону любые возможности политических аллюзий с российской современностью – Болото Сьюзан Ангрейд не имеет ровным счетом ничего общего с Болотной площадью, и это ясно хотя бы по той детали, о которой речь шла выше: если бы сегодняшняя Россия (или не сегодняшняя, а какая-нибудь другая) хоть немного интересовала авторов пьесы «Животные и дети занимают улицы», то в перечне старья из комиссионной лавки промелькнули бы не фотографии известных всему миру чемпионов Зайцева и Родниной, а что-нибудь более близкое современному российскому зрителю. А так – так это всего лишь милый реверанс переводчика с английского в адрес принимающей стороны.

Это был блестящий спектакль, сыгранный тремя актрисами, каждая из которых исполнила по несколько ролей. Невероятно динамичный, захватывающий и в то же время очень грустный. С ловушкой для зрителя, когда в один прекрасный момент Смотритель предложил им выбрать из двух возможных финалов – идеалистического и реалистического, и, несмотря на настойчивые аплодисменты сторонников первого варианта, в конце концов предпочел второй. Сразу после спектакля мне немедленно захотелось посмотреть его еще раз, и я думаю, что в этом и состоит счастье зрителя. Хотя что там говорить – мармеладки, которые раздавали зрителям сами участницы труппы перед началом спектакля с весьма коварными улыбками, а также хорошая компания, с которой мы туда пришли, чтобы не чувствовать себя одиноко, тоже сыграли свою роль.

Екатерина Спиваковская