Услышав имя Елены Мизулиной в контексте новых сексуальных табу, сильнее всего я забеспокоилась за судьбу куклы Барби

 Куклу Барби госпожа Мизулина очень не любит, знаю точно. Мне даже удивительно, отчего она до сих пор так легкомысленно игнорирует непрекращающиеся поставки в Россию этой пластмассовой доходяги. Много лет назад Елена Мизулина явилась в эфир дневного ток-шоу для домохозяек. Гости студии в тот раз обсуждали насущнейший вопрос: хорошо ли, что русские девочки, чьи бабушки воспитаны на дородных расписных матрешках, так увлеклись тощей Барби? Госпожа Мизулина принесла с собой немецкую куклу, винтаж из 70-х, а к ней прихватила корзинку с кукольной одеждой. Мы с дочкой, пояснила она, всегда сами обшивали ее кукол, и продемонстрировала аудитории самодельный гардероб, который, кстати, вполне заслуженно был встречен бурными аплодисментами: у кого была такая же страсть, как у Елены Мизулиной с дочерью, те хорошо знают, какой простор для фантазии предоставляют лоскутки ткани, оставшейся от «взрослого» шитья. Мораль ее выступления была простая и отчасти здравая: на такого вот полноценного толстого немецкого пупса шить намного проще и приятнее, он куда больше похож на живого ребятенка, чем перешагнувшая пубертатный период модница Барби, а потому и игры с такой вот куклой сильнее способствуют развитию в девочках материнского инстинкта. Помнится, я тогда немного удивилась: эк вас занесло, мадам, некоторые девочки вон все детство в казаки-разбойники воюют или вообще никаких игр не признают, и ничего, материнский инстинкт потом в нужный момент исправно срабатывает. Но надо сказать, что явление Елены Мизулиной в том диспуте никакой агрессии не вызывало. А почему – я только сейчас стала догадываться. Потому что это был переходный период нашей истории, о котором мы счастливо не подозревали, что он – переходный. Спустя каких-нибудь четыре года передача на ту же самую невинную тему – в какие игрушки лучше играть – могла бы вылиться в кровопролитие прямо в эфире: кукол Барби публично жгли бы непосредственно в студии, а на заднем плане адепт российских резиновых пупсиков кричал бы о своей гражданской позиции. И при этом почти наверняка лейтмотивом программы была бы толерантность по отношению к кукле Барби.

Но та передача была давно и потому получилась мирная. Потом в интернете я встретила популярное разъяснение, чем так опасна Барби для растущего организма: никакого материнского инстинкта эта белокурая бестия разбудить не способна, а способна лишь только попортить маленькой девочке нормальную самоидентификацию, наставив ее на порочный путь гламура. Удивительно, до чего просты ответы на извечные вопросы бытия! Кто виноват в том, что между карьерой школьной учительницы и супруги олигарха многие девочки в России предпочли бы выбрать вторую? Кукла Барби.

Сейчас вот я пишу все это, вспомнаю ту мирную полемику в студии между сторонниками Барби и Еленой Мизулиной и обливаюсь холодным потом от понятного мне одной ужаса. Чтобы ужас мой стал понятен остальным, поясню, в чем же дело. Эфир, о котором я говорю, был примерно семь-восемь лет назад, когда ничто, как говорится, не предвещало – ни того, что сегодня случилось с Еленой Мизулиной, ни того, что случилось со всей Государственной думой. Да что там с думой – тогда еще никто не подозревал, что весь государственный телеэфир будет заботливо прополот, словно грядка с огурцами, и оттуда напрочь поисчезают все обаятельные ведущие, каждую передачу завершающие с конфуцианским миролюбием: хорошо, что есть Барби, но хорошо, что есть и голопузые пупсы, выбирайте, что вам нравится, и играйте на здоровье с любимыми игрушками, никто вас за это не убьет. Вот так окинешь взором совсем недавнее прошлое и поймешь внезапно, что «жизнь прошла, как защитник про краю» (С.Лейбград), и что эпохи сменяют одна другую куда быстрее, чем нас обманывают неспешные историки. И это страшно, потому что я вынуждена признаться, что семь или восемь лет назад я была на стороне Елены Мизулиной. Именно тогда у очередной китайской Барби моя дочь оторвала обе ноги и голову, зато гэдээровская кукла Ляля, с которой я играла с 73 по 83 год включительно, по сию пору целехонька, и заставляет меня временами испытывать приступ материнского инстинкта: дочку уже на руки не поднимешь, а куклу Лялю – запросто. Что хорошего в кукле, которую ни потискать, ни понянчить, а через три дня у нее вообще голова отваливается? Ничего хорошего. Права была Елена Мизулина.

С этим ощущением – что Мизулина относительно недавно была права - связан мой ужас. Семь-восемь лет назад Елена Мизулина была не хуже и не лучше, она была такая же скучная тетенька из думы, с одинаковым выражением лица и не слишком приятным голосом. Ну, не любила она куклу Барби, ну и подумаешь, мало ли кто кого не любил. Законов о том, как, кого и чем можно или нельзя любить, никто не издавал, да и как-то само собой складывалось, что об этом и в ток-шоу достаточно потолковать. Никто не врал про нашу всеобщую толерантность, одной рукой подписывая запрет на усыновление детей американцами, а другой – на пропаганду гомосексуализма. А сегодня Елена Мизулина, как и вся Государственная дума, ведет себя, словно семейный деспот, утративший представления о границах допустимого. В понедельник он еще только рявкнул на жену, а в пятницу уже вырубил прямым ударом в челюсть. Метаморфоза произошла так незаметно, что мы и пикнуть не успели. И вот я уже всерьез за куклу Барби стала волноваться. А ну как вспомнят о том, что она неправильная, и тоже до кучи запретят.

Екатерина Спиваковская