Если ты за кого-то заступаешься, нужно уметь вызывать в людях доверие, чтобы склонить их на свою точку зрения

Почему-то считается, что для этого нужно непременно двадцать раз повторить что-нибудь вроде: «Сам я не гей, но считаю, что…».

На самом деле подобные заверения имеют прямо противоположный эффект. На любого заступника, как и на тех, за кого он заступился, всегда найдется сотня разоблачителей.  Любой поборник прав ЛГБТ, взявшийся  выгораживать самым пламенным образом секс-меньшинства, будет немедленно причислен к «таким же», даже если предъявит оппонентам пятерых детей и штамп в паспорте о заключении брака. Тем более что народ нынче образованный, словосочетание «латентный гомосексуалист» выучил назубок. Поэтому действовать нужно по-другому – набравшись смелости, следует признаться: да, это мои пятеро детей; да, это мой штамп в паспорте, но я тем не менее голубой, и никакой не латентный, а открытый; да, я такой же, как Элтон Джон, и все мои друзья тоже голубые, как и друзья моих друзей. Кроме того, я живу по соседству с парой лесбиянок, а мой босс вообще бисексуал и этим гордится. Такое сочное вранье, конечно, может слегка навредить  репутации (вдруг найдется такой, кто поверит), но в целом заставит уважать за смелое признание и прислушиваться к аргументам.

Точно так же нужно заступаться за табуированную лексику в СМИ, которую решили запретить депутаты госдумы, ссылаясь на «большое количество жалоб со стороны граждан»: нужно сразу швырнуть карты на стол и признаться, что вы вообще не можете шагу ступить, чтоб не выругаться, потому что выросли в подворотне, равно как и все ваши коллеги, и тем не менее хотите отстоять право обсценной лексики на существование в СМИ.  Но, честно говоря, за кого тут заступаться, не представляю. Я, конечно, слышала о самых разных журналистских оговорках и опечатках, знаю тьму не слишком остроумных анекдотов на этот счет, но чтобы журналисты массово (а откуда ж еще «большое количество жалоб»?) и притом сознательно изрыгали  в СМИ ругательства или цитировали неприличные фразы, что-то не припомню. Также не знаю ни одного редактора, которому ради хохмы приспичило бы сказать на планерке: «Так, друзья, ни в чем себе не отказывайте, пишите так, как будто вы только что проснулись после корпоративной вечеринки и у вас  сильно болит голова». И уж, конечно, ничего подобного мне никогда не встречалось ни в печатных изданиях, ни на интернет-порталах информагентств. Что касается ТВ, то оно в совершенстве овладело искусством  запикивания  всего на свете, так что, если диктор в новостях Первого канала вдруг и надумает ругнуться (что вряд ли), то умная техника заблаговременно просканирует его намерения. Может быть, подразумевается желтая пресса? Может быть, она-то как раз и подразумевается. Все знают, какие разухабистые публикации можно прочитать в необузданных желтых изданиях, которые воистину сраму не имут. Но в таком случае речь должна идти совсем о других этических проблемах: например, об ответственности таблоида за явную ложь и клевету, поскольку на такую мелочь, как нецензурные выражения,  желтая пресса вообще никогда силы не тратит. Так о чем же речь-то? 

Если бы в нашей прессе наблюдалось  такое же засилье мата, как в обычных человеческих блогах, я бы превозмогла свою лютую неприязнь к дамам и господам из госдумы и поддержала этот закон обеими руками, для чего лично мне совершенно не надо прикидываться: я терпеть не могу мат,  вследствие чего имею жалкую репутацию завязавшего алкоголика, про которого все знают, что он не только завязавший, но, в первую очередь, алкоголик – считается, что человек, избегающий в своей речи матерных выражений, страдает особой формой речевого извращения, на людях носит маску благонамеренного  Тартюфа, а сквернословит исключительно у себя под одеялом. Не так-то приятно терпеть насмешки прогрессивно мыслящих и свободно выражающихся коллег, но  что же делать? Ради высокой цели я стоически их выношу, а также веду с этим явным злом посильную войну, в которой есть  локальные победы, хотя, не скрою, уважать себя заставить бывает ох как сложно, ибо не все входят в положение. Приходится дополнительно упоминать, что я женщина, что при мне ребенок, ну и тому подобные очевидные вещи. Так вот, при таких сложных отношениях с табуированной лексикой, сами понимаете, если бы окружающие меня СМИ злонамеренно и регулярно использовали слово из трех букв, я была бы одной из первых жалобщиц, которые настучали в госдуму. Но дело в том, что мои коллеги никогда и в мыслях не имели использовать мат в качестве рабочего инструмента.

Впрочем, есть, есть один пример явного использования того самого знаменитого слова. Один-единственный, который помнят все: тот самый, когда на обложке авторитетного издания была опубликована фотография бюллетеня с лаконичным  адресом, по которому, согласно замыслу автора, следовало отправиться В.В. Путину.  Это – всё. За двадцать с лишним лет работы в прессе я больше никогда не сталкивалась с умышленным  употреблением  нецензурщины  и потому легко  догадалась, что закон о запрете мата в средствах массовой информации – это всего лишь еще один беспомощный взбрык наших законодателей, уже насобачившихся выдумывать способы борьбы с тем, что побороть невозможно. Правда, на этот раз они решили пойти дальше и решили запретить то, чего нет. Вернее, оно есть, но его нет как раз в том месте, где его запрещают.

И  умилительнее всего круглосуточная  ЗАБОТА О ДЕТЯХ, подложенная под любое телодвижение госдумы. Мы убережем наших детей любой ценой и от всего на свете. Мы не отдадим их в Америку. Мы исключим их из школы за курение на переменке. Мы спасем их от гомосексуалистов. Мы научим их  говорить без мата.

А мат между тем жил, жив и будет жить, не в СМИ, так в наших сердцах. Это все равно что любовь из фильма с Хью Грантом в роли британского премьера, мат, как любовь, он - повсюду:  в реке, в ручейке, в океане и в ванне, и в бане, всегда и везде.  Кто привык, тот не замечает и пользуется им машинально, не слишком драматизируя. Кто не привык, тот осознает, что запретить мат – это примерно то же самое, что запретить уткам плавать, и потому бунтует в одиночку, как я. Как сказала мне добродушная школьная вахтерша, закуривая на крыльце школы искусств, чего же ребят за мат ругать, все мы материмся.  «Куда хуже, что они двоечники», - с материнской нежностью добавила она, возвращая зажигалку семикласснику.

Екатерина Спиваковская