Со мной что-то не так. Мне не мешает жить ни «пропаганда гомосексуализма», ни «засилье иноземных захватчиков»

Еще до особых распоряжений на этот счет я всегда спокойно курила и курю только в специально отведенных для этого местах, не притесняя прав и свобод окружающих людей. И, наконец, меня совершенно равнодушной оставила история как с «оговоркой» Познера, так и с его последующими извинениями. Чуть больше взволновала ситуация с альтистом Башметом и бардом Никитиным, да и то лишь потому, что эта ситуация заставила меня сожалеть о несовершенстве мира в целом. Странно, что по каким-то неписаным правилам великий альтист должен непременно ненавидеть плохого президента до кишечных судорог, а блестящий бард должен в обязательном порядке проафишировать свое принципиальное нежелание являться на праздник великого альтиста в силу несовпадения политических взглядов. Я не понимала истеричных требований любви или, наоборот, нелюбви к тому или иному политическому лидеру задолго до скандала с агитационным роликом Чулпан Хаматовой, и любая словесная бойня на этом плацдарме напоминает мне эпизод из «Чонкина», когда жена отказывается остаться с мужем в постели до утра по причине идейных разногласий. Я вообще не очень понимаю, какой логикой руководствуются люди, которые с утра до ночи талдычат о своем стремлении жить в цивилизованном обществе и при этом не считают нужным прислушиваться к какому-либо мнению, кроме своего собственного. Очевидно, в этой лазурной утопии под названием Цивилизованное Общество все снова начнут ходить строем.

Мне мешает только одно. Мне мешает, что от меня требуется круглосуточная готовность принадлежать к какой-то определенной касте людей: то к большинству, которое против Путина, то к меньшинству, которое за права инвалидов, то к белым, то к черным. Мир вокруг меня стремительно теряет полутона, зато набирает оглушительные децибелы. Между тем я хочу только одного: принадлежать к нормальным людям, добрым, умным, великодушным, готовым прийти на помощь и не растаптывающим  чужое достоинство – здесь я могла бы еще три абзаца громоздить эпитеты, известные в наше время большей частью из наивной классики, а не из жизни. Я готова согласиться с тем, что жизнь без пены у рта – серая, одинокая и неинтересная, но пускать пузыри искусственным образом только ради того, чтобы завоевать чью-то симпатию, заполучить каких-то сомнительных сторонников, кажется мне скверной самодеятельностью, тем более, что вовсе не в яркой и шумной публичной деятельности, а  именно в этой серой и будто бы неинтересной жизни то и дело возникают ситуации, когда нужно проявить нормальную человеческую  позицию по причине естественной потребности, не для бурных и продолжительных аплодисментов, не для сотни одобрительных комментов и даже не для самоуважения, как это ни странно, а ради того, чтобы изменить мир к лучшему. Мы все – маленькие люди, и у маленьких людей – маленькая жизнь, но даже эта маленькая жизнь постоянно требует от нас поступков. На днях я ушла из супермаркета, так и не дойдя до кассы и оставив корзину, полную продуктов, прямо на полу – ушла, потому что мне очень сильно нахамили. У меня были варианты, как поступить: самый простой - нахамить в ответ, законный - потребовать жалобную книгу. Был, наконец, тот самый вариант, которого от меня ждали обидчики: разрыдаться у всех на глазах, глотая обиду. Но я решила сделать так, как мне хочется. А хотелось мне только одного: остаться собой. Я подумала, что этот магазин не обеднеет, потеряв сегодня одного-единственного покупателя в моем лице, но его до крайности ленивым и неповоротливым служащим будет очень и очень неприятно вот прямо сейчас склоняться в три погибели, подбирать с пола тяжелую корзину и растаскивать по всему периметру ее содержимое, водружая на полки все, что я в итоге так и не купила. В тот момент я не видела  другого способа уцелеть как личность. Чтобы снизить невесть откуда взявшийся тут пафос, могу добавить, что, уходя из магазина с гордо поднятой головой, я вспоминала цитату из своего любимого фильма. А звучит эта цитата так: «Амели мстит». Может быть, вы подумали, что я теперь в этот магазин ни ногой? Как бы не так. Я хожу туда почти каждый день, и со мной учтиво здороваются все кассирши.

Министр обороны Сергей Шойгу, осудивший портянки в армии образца 21 века, был прав во всем, кроме одного: у нас тут нет никакого 21 века. То есть у нас есть вся его радостная внешняя атрибутика, дарованная гениями наподобие Стива Джобса, но женщины чуть старше сорока из моего района все равно до сих пор обозначают своих мужей притяжательным местоимением «мой», а мужчины того же возраста все равно до сих пор считают себя царями природы вне зависимости от уровня интеллекта: все, как при царе Горохе, ничего нового. По правилам игры, здесь следовало бы стыдливо ввернуть что-нибудь вроде «только не подумайте, что я феминистка», но мне кажется это излишним – ведь это не мы сами стали феминистками или хипстерами, левыми или правыми, гомофобами или русофилами (кстати, никто не заметил случайно странную закономерность: если человек гомофоб, то он, как правило, русофил, и наоборот?) Интернет оказался для нас одновременно плох и хорош. Это он приучил нас  к бесконечной игре в так называемый «21 век». К тому, что надо кем-то непременно быть или не быть, как-то называться, что-то провозглашать, принадлежать к какому-то течению, носить какие-то опознавательные знаки, читать модную литературу, следить за мейнстримом, словом, что-то из себя представлять. И это он же превратил нас в инфантильных теть и дядь, уверенных в том, что мир меняется благодаря одновременному нажатию нескольких волшебных клавиш. Но это не так. Мир меняется, когда вы что-то делаете, а не когда вы что-то говорите. Даже когда вы просто уходите из супермаркета, оставив  полную корзину  на полу.

Екатерина Спиваковская