Как «Эхо Москвы» ни включу, там все речь про аресты, суды да обыски

 Ну, вот и я решила вам одну такую историю рассказать. Характер, правда, она, скорей, комический носит. Да и произошла в прошлом веке. Но есть в ней, мнится мне,и перекличка с днем сегодняшним. Поэтому кто захочет извлечь практическую пользу, извлекайте.

Так вот, 90-е годы. Самое-пресамое их начало. Тружусь я в «Самарских известиях» и получаю задание: двинуть в совхоз один и разобраться в конфликте.

Тамошнее население письмо в редакцию накатало. Жалостное. И катят бочку на совхозного директора. Дескать, сатрап. Бегает, дескать, с ружьем по окрестностям, грозится частную живность поубивать. И даже одну из молочных коровок уж будто бы пришлось на мясо из-за него разделать.

Не знаю, как нынче в «СИ» с транспортом. А тогда не очень было, и к месту заданий я общественным добиралась. Или на попутках. Ну и тут - села на 110-й, доехала до Красноярского поворота, а дальше автобус налево свернул, а мне направо надо было. И еще немало километров преодолеть. Ну и стою, жду - не составит ли кто компанию. Глядь — милицейский газик. Замахала призывно руками — остановился. Двое в машине. Худенький за рулем, толстенький — рядом.

«А не подбросите ли, - спрашиваю, - дяденьки до такого-то населенного пункта?» - «А садись», - разрешают.

Забегая вперед, скажу, что в конфликте, позвавшем меня в дорогу, как и во всяком другом, правых не было - одни виноватые. То есть он и в самом деле зуб на частную скотину имел, совхозный директор. Но и скотина вела себя возмутительно. Паслась прямо на совхозных полях. Директор раз владельцев предупредил, другой, ну а потом за оружие взялся. Но про совхоз в этом рассказе вовсе не главное. А главное то, о чем я в милицейской машине услышала.

Я же как села на сидение заднее, милиционеры, сидящие на передних, продолжили прерванной мной разговор. И как стало понятно, тот, что потоньше - был неофит, а который потолще, уже имел милицейский стаж и учил тощего уму-разуму. А шли, если помните, процессы либерализации. Милиционеров принуждали с почтением относиться ко всяким там гражданским правам, ну и толстый тощему говорит.

«Главное, - говорит, - с этими, которые из газет, поосторожней. А то вот,- говорит, - недавно собирали нас в областном УВД и рассказывали, как в Красном Яре наши одну по наводке прокурорской как бичуху задержали. А оказалась сотрудницей СМИ». И рассказывает тощенькому историю, которая произошла не с кем-нибудь, а со мной.

Так и подмывало крикнуть: «Братцы! Так это я та самая бичиха и есть!» Но, чтоб не ставить товарищей в неловкое положение, сдержалась.

История, которую приводили для наглядности в УВД и в которой я была соучастницей, случилась года за три до того, как милиционеры взялись меня подвозить. Я тогда не в областной газете работала, в районной. В красноярской районной газете «Свет коммунизма». В Красном Яре и жила. А как раз в восьмидесятых вот эта вся либерализация в наших пенатах и завелась. Партия, тогда она у нас одна была - КПСС, курс на перестройку и демократизацию взяла, ну и народ распустился. В том смысле, что много чего себе позволять начал. И в частности, группа сотрудников красноярского районо написала в «Свет коммунизма» письмо, в котором обвинила жену районного прокурора в подделке трудового стажа. А поскольку и СМИ уже тоже много чего себе позволяли, то вызвал меня к себе редактор «Света коммунизма» Павел Семенович Гроссман и поручил провести журналистское расследование. Редактору же не скажешь «нет». Ну я и провела. И выяснилось, что факты имеют место.

Они до Красного Яра в другом районе работали. И прокурор, и его жена. Жена учительницей была по образованию. Начальных, если память не изменяет, классов. Ну и приписала себе учительский стаж в трудовой. А сделала она это затем, что стаж тогда (не знаю уж, как сейчас) какие-то преференции давал. Зарплату что ли поболе платили. Чуток, но прокурорша сочла деньги не лишними и с поддельной книжкой приехала по месту нового мужниного назначения.

В школе уже дня не работала, а сразу устроилась в районо профсоюзницей. Добрые же коллеги, насмотревшись «Прожектора перестройки», была такая на ТВ тех времен разоблачительная передачка, разнюхали и просигнализировали. И даже не красноярские вроде как всю эту кашу заварили, а те, которые с прокуроршей по прежнему месту службы мужа ее трудились. Связались в красноярскими, и зародилось то самое письмецо.

Ну и как положено, опросила я авторов, начальство районовское, кадровичку, написала запрос по прежнему месту работы прокурорской жены, и у нее, разумеется, комментариев попросила.

Она сказала, что в редакцию придет. И пришла. С мужем.

Вообще, это была, скажу вам, пара преколоритная. Она такая маленькая пухленькая блондинка с бровками, выщипанными в ниточку, и устраивала сложные конструкции на голове. А он высоченный, в теле, импозантный мужчина. Шутка у него была любимая: закон что дышло, куда повернул, то и вышло. И все его сильно боялись. И вдруг - в моих дверях. Я прямо дара речи лишилась. Но таки собрала себя в кучку и предложила посетителям стул. Два стула. Сели и начали меня убеждать, что не надо никакой публикации, потому как все поклеп нехороших завистников.

«За что?! - хлопала выкрашенными махровой тушью ресницами прокуророва жена. - Я ли для них не старалась? «Бурда» придет — в гости зову, сидим на полу, разглядываем».

«Бурда» - это журнал такой женский. Немка одна выпускала. В Союзе как раз в восьмидесятые появился, пользовался ажиотажным спросом и был, как водится, в большом дефиците. Но у прокурорской жены, как и у прочих начальнических жен, были тогда особые отношения с торгующими организациями. Ну и имела она этот журнальчик одной из первых.

- Да и где доказательства? - гремел прокурор. - Понаписать что угодно можно!»

Я сказала, что направила запрос по прежнему месту работы его супруги и ответа жду.

Ответа я ждала неделю. И чуть ли не каждый день в редакцию приходил прокурор с женой и убеждал меня не писать никаких заметок. А когда они уходили, на столе моем оставалось большое краснобокое и чертовски аппетитное яблоко.

Подкупить хотели. Я сразу раскусила. И, когда яблоко в первый раз у меня на столе появилось, ринулась вслед за прокурорской четой от взятки избавиться. Но у самой двери поняла, что получится глупо. Я буду прокурору яблоко совать, он будет от него отказываться... А по редакции читатели с внештатниками бродят.

Вернулась, сижу, гляжу на это произведение садовой природы и прямо не знаю, что делать. Взяточнического опыта-то никакого. Ритка Максимова выручила. Рита Анатольевна. Она потом, после смерти Павла Семеновича Гроссмана, редактором стала. А тогда по сельскому хозяйству обозреватель была и находилась в одном со мной кабинете. Ну и говорит: «Не мучайся, я тебе помогу». И яблоко съела. Съела и все остальные. На том простом основании, что расследование ведет не она и ее репутации поедание прокурорского яблока ущерба не нанесет.

Ну а когда пришел ответ на запрос и факт подделки получил таким образом официальное подтверждение, вышла моя статейка. А тогда такое стремное время на дворе стояло, что не только гласность была, но и слышимость, и прокурора... Нет, не уволили. В другой район перевели. Но красноярские несогласные, они есть везде и во все времена, и это восприняли как еще одну победу демократии. Ну а у меня в это время зарастал сорняком огород. И после работы я туда поспешила.

Они у нас возле того самого красноярского поворота были, огороды. Автолюбителем тогда в райцентре был не каждый второй. На сельхозработы народ в основном на великах добирался. Или пехом. Ну и у меня из личных средств передвижения были одни только ноги. И я ими ходила на огород. И босая по-преимуществу. Тогда популярна ведь была не только «Бурда» с демократией. Многие и здоровьем своим как-то вдруг озаботились. И одни его по Бреггу оберегали, другие по Малахову, третьи по Семеновой... Много разных было систем. Я увлекалась «Деткой». Иванов  - автор. Ну вы знаете, наверняка. Лохматый бородатый мужик, зимой обливался водой ледяной и круглый год в одних трусах ходил. И босой. Ну и я старалась как можно больше без обуви.

И вот возвращаюсь с огорода. Шоссейкой, босая, сарафан до щиколоток, пучок лука в кулаке. Солнце еще так красиво садится. «Нива» меня настигает. И тормозит. А из «Нивы» высовывается тот самый прокурор. То ли дела новому сдавал. То ли вещи не все вывез. Уже не знаю, зачем он опять в Яру появился, только вдруг тормозит и мне так приветливо: «Садись, подвезу».

«Провокация», - тут же решила я и сказала: «Спасибо, нет». - «Ну, смотри»,- ухмыльнулся зловеще, как мне показалось, мужчина и дальше поехал.

А дальше у нас - РОВД. И смотрю, в скором времени со стороны этого самого РОВД мчится навстречу мне милицейский фургон. Большой. Ну такая советская хлебовозка. И тоже возле меня тормозит. А я уже у самой остановки. Вот этого, 110-го. А на ней — народ. На остановке. Человека четыре. И все знакомые лица. И мое им знакомо. И когда из этой самой милицейской «хлебовозки» вылез милиционер с кобурой и сказал мне: «Гражданка, пройдемте», у ждущих автобуса челюсти отвисли. Не умещалось у них в сознании: корреспондент органа райкома КПСС и задержание.

У меня у самой не умещалось, потому что человек я законопослушный. Не то что «не имею, не привлекалась», вовсе никакого опыта. Ну и спрашиваю у милиционера как дурочка: «Куда пройти?» А он говорит: «В отделение». А я говорю: « Зачем?» А он говорит: «Для опознания личности». Тут я обрадовалась.

Чему? Ну, во-первых, тому, что в происшедшем появились некие элементы логики. Он же меня в самом деле не знал, милиционер этот. То есть в селе, даже таком большом как Красный Яр, в основном-то друг дружку знают. Но этот милиционер был не из Красного Яра. Работал в Красноярском РОВД, но не из райцентровских. И там, в этом РОВД, много было таких.

Во-вторых, с остановки 110-го дом мой проглядывается. Ну и я говорю: «Вон двухэтажка, поедемте. Там у меня и муж, и дети, и паспорт. Опознаете вмиг». А он говорит: «Нет, приказано в отделение».

Хотел прямо в фургон посадить. Увидал отвисшие челюсти ожидающих транспорт и посадил в кабину между собой и водителем.

Приезжаем, ведут к дежурному, который тоже не из райцентровских, и начинает возрастом моим интересоваться. Возрастом, местом рождения, доходит до места работы, отрывает глаза от листка, окидывает ими меня, и чую — не верит. Но на мое счастье в это самое время в дежурку входит один из начальников РОВД, а я их знала всех. И они все знали меня.

«Какими судьбами?» - радостно интересуется этот самый начальник. «Да вот,- говорю,- для опознания личности привели». Начальник выводит дежурного в коридор. Они там что-то горячо обсуждают, потом возвращаются, и тот, который главней, берет меня под руку и начинает к выходу галантно транспортировать, поясняя по ходу дела, что вышла ошибочка. «Понимаешь ( мы с ним были на «ты»), бывший наш прокурор мимо проезжал, и моча что ль ему ударила в голову. Только он в дежурку зашел и сказал: «Бичиха идет по дороге, алкоголичка страшная, по дачам ворует, вы б ее задержали для профилактики». Ну наши и задержали. Прокурор же. Не скажешь «нет». Так что без обид, ладно?»

А у меня такой привычки, обижаться, нет. Но фельетончик я в свежем номере «Света коммунизма» таки тиснула. Для профилактики.

Потом в «СИ» перешла. Ну а дальше вы знаете.

Да, без «ксивы» я после той истории не хожу. Даже и в огород. Знаю, что за одно только отсутствие документов задерживать не должны. Ну, если других причин нет. Но с документом оно как-то спокойнее.

Светлана Внукова

 

Справка «Парка Гагарина»

Привод. Права и обязанности

Начнем с того, что ношение жетона с личным номером для нашего милиционера, который теперь полицейский, обязательно. Обращаясь же к гражданину, сотрудник полиции, прежде чем обозначить причину и цель обращения, обязан представиться, назвав должность, звание и фамилию, и продемонстрировать удостоверение, если гражданин того требует. В случае же задержания проинформировать гражданина о его правах, которые включают в себя: право на услуги адвоката, переводчика, отказ от дачи показаний и телефонный звонок.

Гражданин в свою очередь обязан предъявить по требованию полицейского документ, удостоверяющий личность. И это могут быть и паспорт, и его копия (лучше всего заверенная у нотариуса), и водительские права, а также студенческий билет или служебное удостоверение.

Задержание оформляется протоколом, где, кроме времени, места составления, данных о составителе и о задержанном, причин задержания, должно быть написано - предоставлялось ли гражданину право сообщить близким о случившемся и воспользовался ли гражданин этим правом.

Задержанный может как подписывать протокол, так и не подписывать.

Помещать задержанного закон обязывает в помещения, где ничто не угрожает его жизни и здоровью, проведя предварительно медосмотр и оказав, в случае необходимости, врачебную помощь.

А содержать человека под стражей без судебного решения можно не более 48 часов.