- Дионисий, - бог выговорил свое имя так приветливо и так буднично, что сразу стало ясно: эллин посреди январской России в двадцать первом веке — это, в принципе, норма. Впрочем, у нас и не такие чудаки в новогодние праздники по улицам ходят

Бог сидел прямо посреди несуразного двора на перекладине типовой детской карусельки, спящей под смерзшимся снегом. Под пятую точку он положил не то перчатки, не то шарф — чтоб было помягче и потеплее. Цвет лица у него был вполне здоровый. Кожа на щеках, поросших внизу щетиной, говорила о том, что возраст у бога еще довольно молодой — чуть за сорок. Несмотря на раннее посленовогодье, спиртным от него совсем не пахло.

- С рынка вот иду, - радостно ответил он соседу, который поприветствовал его с другого конца двора. - Нет, еды купил. За этим я в пивную хожу, да и то уже... месяца два не был!

Позади бога виднелась типовая же песочница, в снежном горбу местные бабки прогрызли изрядную нору, добираясь до песка для своих кошек. С типовой горки, похрюкивая от восторга, катался малыш в чумазой курточке. В самом низу он перекатывался через бортик, выпадая на снег, усеянный окурками мамаш, которые обычно тут следят за безопасностью своих чад. Вставал, опираясь ручками о твердь. Бог не стал напоминать ему о временах, когда твердью называлось небо: в нынешнее время на горке крупными буквами было написано слово, которое теперь написано на всех горках, под словом красовалась смачная иллюстрация и еще другие слова, без иллюстраций. Ни малыш, ни бог не обращали на них внимания.

В дальнем углу двора на огромной, в два детских роста, куче грязного снега, перемешанного с реагентами, несколько ребятишек постарше учились покорять олимпийские вершины. В остальном божественного безлюдья не нарушал никто.

В лицо богу перегаром полусгнившего подвала дышал двухэтажный барак 1939-го года постройки, который еще в брежневские времена хотели снести. А теперь поздно: некоторые из живущих в этом бараке коридорного типа давно уже провели себе в комнаты воду и канализацию, но все-таки не смогли вывести грибок, прожравший стены насквозь. Зеленые трехэтажные сталинки 1954 года строительства, окружившие этот двор, хранили в нем безмятежный покой застоя.

Бог знал тут все — каждый дом, историю каждого строения и историю жильцов: кто что пьет или почему завязал. Он охотно рассказывал об этом любому встречному, и люди в его рассказах выходили — красивые, хоть иконостас пиши. Будто в самом конченом забулдыге он обязательно видел божью искру.

Одного бог не стал рассказывать: почему он оставил свою божественную Элладу с ее курчавым виноградом и обретается тут, в стране, где народонаселение так мало понимает в настоящем солнечном вине и предпочитает ему совсем другой напиток. Вопрос этот он будто просто не услышал.

Тем временем январское солнышко, отработав свой сокращенный пока день, быстро побежало за горизонт. Вдохнув воздух полной грудью, бог наконец встал и, светло и радостно улыбаясь чему-то своему, похромал в ритме сиртаки к своему подъезду. А колесо карусели, на которой остался забытый богом шарфик, не издав ни одного скрипа, начало вращаться...

Дарья Григорьян