Герман Греков поставил второй спектакль по собственной пьесе на Экспериментальной сцене Драмы

Новую драму  ставят не часто. Спектакли по пьесам современных драматургов идут в «СамАрте», «Камерной сцене» и Драмтеатре. В последнем завлиту и драматургу Герману Грекову «разрешают» экспериментировать раз в год. В этот раз выбор снова (в прошлом году поставлена пьеса «Вентиль») пал на собственную пьесу, написанную в соавторстве с Юрием Муравицким. «Невероятные приключения Юли и Наташи» победили в прошлом году в международном конкурсе современной драматургии «Евразия». Пьеса, так сказать, попала в тренд — историй о сложной судьбе трудных подростков и их жизненном самоопределении в 2011-м представлено было много. Об этом не так давно писал  в своем Живом Журнале председатель жюри конкурса драматург, режиссер Николай Коляда: «Куча пьес а-ля «Наташина мечта» Пулинович» (монолог девочки-подростка из детского дома, из ревности и желания простого человеческого счастья покалечившей человека). В случае с «Невероятными приключениями» совпадение даже в имени одной из героинь.

Перед премьерой Герман Греков сам выходит к зрителям: рассказывает, что спектакль о детях, но не для детей и предупреждает о наличии ненормативной лексики, советуя ханжам время от времени прикрывать уши ладошками.

Казалось, что режиссер задумал этакий нравоучительный хоррор. В сценографии Артема Агапова на заднике — полная луна, меняющая цвет в зависимости от градуса нагнетаемого ужаса. Звуковым фоном — карканье ворон. А в финале на героинь посыплются черные вороньи перья, что цепляет, становится мерзко и жутко. С потолка свисают настоящие деревья: ветки при «порывах ветра» противно скребутся друг о друга. Первые минут пять не покидает чувство чего-то очень знакомого по ощущениям. И вот оно. Поколению 90-х знакома серия детских детективных повестей «Черный котенок»: сюжет закручивается лихо, в героях узнаешь себя и своего приятеля, а концовка после прочтения десятка книжек примерно понятна. В истории про Наташу и Юлю не так все просто.

Ненормативной лексики много, и она, действительно, режет слух, не оставляя шансов привести на спектакль ребенка. Но так как Греков сам писал текст пьесы, думается, в речь актеров она введена не только для того, чтобы взбудоражить рафинированного зрителя и показать мысли современного подростка. Комический эффект достигается несоответствием: в лексиконе девочек слова «самодостаточность», «данность» соседствуют с «задроченный» и «весь в говне».

Грекову повезло с актерами — ими его «снабдил» актерский факультет университета Наяновой. Повезло в плане их возраста и отсутствия опыта на большой сцене: это вроде того как лепить из сырой глины. Алена Латухина (Наташа) и Марина Петромаева (Юля) как будто сами еще вчера сидели на лавочке во дворе и искали выход из «безвыходного» положения. Наташу бросил молодой человек, из-за которого она подралась с соперницей, вываляв в грязи новенький спортивный костюм. Лет в четырнадцать, когда в родителях видится потенциальный враг, а взаимоотношения со сверстниками — хождение по минному полю, такая ситуация, действительно, кажется безвыходной. И решение, как правило, видится не в себе, а среди потусторонних сил. Далеко ходить за символами и образами Греков не стал. Придуманный им не дьявол в чистом виде, а нотариус Михаил ЕФИмович СТОляров-ФЕЛЬдман, у которого живет пес Фауст, не требует от зрителя глубоких знаний литературы. Поэтому мэсседж считывается мгновенно. Рефреном звучит фраза «сейчас такое время». Этим герои пытаются оправдать свои слабости и пороки, пожаловаться на судьбу.

Режиссера Грекова бросает из крайности в крайность. Он то читает зрителям нотации устами нотариуса («дьявол в телевизоре, в головах людей»), которого играет Олег Белов (ему по роли положено выступать «пророком», да и из всех актеров на сцене он самый старший и опытный), то заставляет сомневаться тех, кто не уверен в собственном выборе («нормальная жизнь — жизнь без излишеств и искушений, но кому она нужна?»). То вообще чуть ли не откровенно заставляет совершить преступление («самое совершенное преступление — предательство, ведь никто не сможет за это наказать»). Признаться, этот провокационный монолог Белова — едва ли не самое лучшее, что есть в спектакле.

Студенческая (по большому счету) актерская работа полна шероховатостей. Мизансцены отделяются друг от друга музыкальными перебивками и затемнением. Свет, бывает, зажигается раньше положенного — актеры просто не успевают сменить положение и, второпях убегая за кулисы, наводят шума. Сбиваются с темпа, теряя связь со зрителем.

Чем ближе к развязке — тем больше в спектакле лживого блеска. Девочки выросли, мечты их сбылись — они влились в мир гламура. Увлекшись их финальными рассуждениями на тему спасения души посредством подкупа церкви, невольно иронизируешь над сегодняшней шумихой вокруг РПЦ. И забываешь об основном режиссерском посыле.

 Нина Ванина

фото Владимир Сухов