Они живут в другом мире? Мне всегда было интересно — вот эти люди, которые там, во власти, они искренне считают, что благодаря им в Отечестве все хорошо? 

То есть и считают, что хорошо, и то, что вот это «хорошо» только их стараниями? Но все как-то не представлялось случая об этом спросить — к сожалению, попавшие в корпорацию «Власть» или слишком косноязычны (что странно, учитывая горы дипломов о высшем или нескольких высших образованиях), или скрытны и обтекаемы. Но вот наконец посчастливилось — депутатом Государственной думы от области стал Александр Хинштейн. Особенно отрадно, что представляет он партию «Единая Россия» - «системообразующую силу в российской политике», как она сама себя назвала на эпохальном съезде в сентябре 2011 года (том самом, где избирателям сообщили, что вопрос о будущем президенте решен без них). Александр Хинштейн — по первой профессии журналист. Поэтому понимает, что хочешь — не хочешь, а с прессой (пока еще) надо общаться. И общения этого не избегает, на любые вопросы отвечает полно и развернуто, что редкость среди его однопартийцев. Тем ценнее полученный материал. Читайте, читатели. А уж ответ на вопрос, поставленный в начале этой преамбулы, найдете сами.

- Вы как депутат занимаетесь не только решением конкретных проблем (как, например, работа с дольщиками), но и принимаете активное участие в законотворческой деятельности. В том числе как инициатор некоторых законопроектов. В частности, широкий общественный резонанс получила недавно ваша совместно с другими депутатами законодательная инициатива о возвращении статьи «Клевета» в Уголовный кодекс. Но вот что непонятно: буквально полгода назад фракция «Единая Россия» вполне единодушно проголосовала за декриминализацию этой статьи, то есть ее перенос из разряда уголовных преступлений в разряд административных правонарушений. Что такого произошло за полгода, что столь же единодушно сейчас фракция проголосовала за возвращение такой статьи в УК? Появились какие-то статистические данные о возросшем количестве страдающих от клеветы?

- Первое. Моя позиция не менялась. Она и тогда, и сейчас заключается в том, что клевета должна являться уголовно наказуемым деянием. Если говорить о правовой составляющей, то достоинство человека является одной из базовых ценностей, которые положены в основу права. И то, что мы эту базовую составляющую изъяли из уголовно-правового поля, было неправильно. Поэтому сегодня я реализовал ровно то, что и полагал нужным сделать полгода назад. Тогда я активно не протестовал против этого по одной причине — вы помните, в этот момент я находился , занимался предвыборной кампанией.

- Тем не менее тогда вы голосовали «за» декриминализацию...

- Меня не было в зале.

- Значит, вы делегировали право голосования за вас своим коллегам, насколько я понимаю, такое довольно часто происходит.

- Такое бывает сплошь и рядом. Каюсь в том, что не приехал в этот день и не проголосовал «против».

- А разве во фракции ЕР не предусмотрено консолидированное голосование?

- Бывают решения о консолидированном голосовании, но у меня своя точка зрения, у меня особая позиция, и - нередко я выступаю против каких-то вещей и не поддерживаю какие-то решения, которые поддерживает партия в целом.

Теперь по самой клевете. Я внимательно смотрел и слушал доводы оппонентов, дискуссии, которые по этому поводу развернулись. И они вызывают у меня большие сомнения — зачастую люди вообще не понимают, о чем идет речь. Даже во время обсуждения в думе выходили оппоненты и рассказывали какие-то невероятные истории, что вот, мол, теперь если кто-то кому-то скажет на кухне о том, что кто-то дурак или жулик, и вот его за это посадят. В чем отличие клеветы от ущерба чести, достоинству и деловой репутации? Клевета должна обязательно содержать в себе обвинение кого-либо в совершении противоправного деяния, преступления. То есть, если я говорю, что вы — дурак, это не клевета. Это, максимум, оскорбление, которое у нас, кстати, декриминализировано, что, на мой взгляд, тоже неправильно. А вот если я говорю, что вы — вор или убийца, или взяточник, то это уже обвинение в совершении противоправного деяния. Есть презумпция невиновности: никто не может быть признан виновным кроме как по приговору суда, никто не должен доказывать, что он в чем-то не виноват. Но что сегодня у нас происходит? Про любого человека можно сказать, написать, рассказать, заявить все, что ты считаешь нужным, не неся за это никакой ответственности. Установленные в КоАП санкции — 3000 рублей штрафа.

Есть классический пример, описанный известным венгерским писателем Мором Йокаи. В 19 веке в Венгрии клевета тоже была декриминализирована. И был оппозиционный депутат парламента, который постоянно выступал с критикой в адрес местной власти. Его всякий раз судили и приговаривали к штрафу. И вот он вышел на трибуну в парламенте, достал чековую книжку и начинал поливать и поносить власть. При этом после каждого своего предложения он останавливался, выписывал чек на штраф и продолжал дальше. Кончилось это тем, что в Венгрии вынуждены были все-таки вернуть состав уголовного преступления за клевету. И я считаю, что правильно мы вернули клевету в УК. Это, в том числе, общемировая практика — 52 из 55 стран-членов ОБСЕ предусматривают в своем законодательстве уголовное наказание за клевету. Причем в значительной части законодательств наказанием за клевету являются реальные тюремные сроки.

- А вам не кажется, что качество судебной системы в России, качество администрирования несколько иное, чем в странах ОБСЕ?

- Да, мне так кажется. Но мне также кажется, что это не может быть контраргументом по одной причине. Потому что тогда мы должны сказать, что нам в принципе не нужно уголовное законодательство. Потому что, если суд пристрастен, субъективен и порочен, он ведь порочен не только в части рассмотрения дел о клевете. Тогда зачем нам вообще пользоваться законами, уголовным правом, гражданским, арбитражным и т.д.? Для чего нам вообще законы-то принимать и писать, если мы заранее говорим, что бессмысленно, закон не работает, потому что суд плохой, да еще вы сейчас добавите, что дознание плохо работает... Но тогда, я извиняюсь, давайте мы вообще откажемся от всего законодательства? Это не может быть аргументом — это демагогия.

Дальше. Смотрим статистику. А какая у нас статистика? Вот за 2011 год. Лишь порядка десяти процентов дел о клевете доходит до суда. И только по одному проценту из этих десяти выносятся обвинительные приговоры. В 2010 году — примерно такое же соотношение, то есть тенденция видна. Вы что думаете, в 2012 году тенденция поменяется?

- Вот как раз об этом. В сталинские времена существовала такая признательная формулировка для раскаяний перед обществом: «Врагом Советской власти не являюсь, но признаю, что своими действиями объективно играл на руку врагам». Вам не кажется, что именно сейчас, когда у нас принимается целая цепочка явно антидемократических законов: о митингах, об НКО, о цензуре в интернете, ваш законопроект совершенно объективно укладывается в этот общий тренд «завинчивания гаек»?

- То есть этот законопроект тоже на руку врагам?

- Он на руку чиновничьему бюрократическому аппарату, представителям власти.

- Послушайте. Ну совершенно не проблема и сегодня, без этого законопроекта, для бюрократического аппарата использовать репрессивный механизм. У нас в УК есть целый набор статей, которые вполне могут использоваться: оскорбление представителя власти, оскорбление представителя правосудия, оскорбление военнослужащего, разжигание межнациональной, расовой и социальной розни (а под разжигание социальной розни можно подвести все что угодно: приведу недавний случай с газетой «Вечерняя Тюмень», когда возбудили уголовное дело о ненависти к социальной группе «работники полиции». Я вмешался в ситуацию, уголовное дело было прекращено). Сегодня инструментарий у власти есть для того, чтобы, следуя вашей логике, давить инакомыслящих. И статья «Клевета» тут дополнительно не нужна.

- То есть вы настаиваете на том, что криминализация клеветы — совершенно отдельный вопрос, связанный с вашим личным убеждением, и что именно сейчас это нужно было сделать.

- Не только с моим личным убеждением, но и многих моих коллег. Причем я хочу заметить, что в числе авторов этого закона были практически все журналисты, пришедшие в думу. Не только я. Там был и Борис Резник, уважаемый в журналистском сообществе человек, секретарь Союза журналистов России, кстати, которого очень трудно упрекнуть в каком-то соглашательстве. Там был и Михаил Маргелов, тоже известный журналист.

- Но если у власти, как вы говорите, такой обширный инструментарий по подавлению инакомыслия существовал уже на начало 2012 года, то зачем было вообще принимать вот эти законы, выстраивающиеся в такой симптоматичный ряд: «черный список» интернет-сайтов, драконовские штрафы за проведение несанкционированных публичных мероприятий, шествий, собраний, НКО - «иностранные агенты»... У Государственной думы просто нет более срочных дел, более важных сейчас для общества проблем, чем ограничить проведение митингов, усложнить жизнь некоммерческим организациям и посадить на поводок интернет? Складывается такое впечатление.

- А вы полагаете, что те три закона, которые вы перечислили — это все законы, принятые Госдумой в весеннюю сессию? Перечисленные вами законодательные акты не выстраиваются в цепочку, их ВЫСТРАИВАЮТ в цепочку те, кому хочется показать некую конспирологическую версию. По-настоящему Государственная дума принимает сотни законов, но они, по всей видимости, вам не интересны.

Было принято несколько законов, которые в определенной среде, в оппозиции, вызвали вот такую реакцию. Подчеркиваю, «в определенной среде». Потому что, уверяю вас, большинству жителей глубоко безразлично, какие штрафы будут накладываться на организаторов незаконных массовых мероприятий. Езжайте в Клявлинский или Шигонский район, спросите людей — их это вообще волнует? Они скажут: нет.

- И не будет волновать ровно до тех пор, пока не коснется их лично. Но, к примеру, отключили воду в населенном пункте на месяц. Люди не выдержали, собрались на сход у здания местной администрации — и все, они уже преступники и подлежат диким штрафам за организацию и участие в несанкционированном собрании.

- Пример некорректный. Давайте разберемся. Перекрыли в Клявлино воду. Какие возможности есть у жителей, чтобы обратить внимание на эту проблему? Таких механизмов более чем достаточно. Первое. Прийти в администрацию на прием к тому же главе и потребовать объяснений. Второе. Как вы считаете, если жители Клявлино или Шигон напишут письма, напишут через интернет главе района, губернатору, Уполномоченному по правам человека, депутату, прокурору, на это обратят внимание?

- Скорее всего, не обратят.

- Обратят.

- Я читал недавно ежегодный доклад Уполномоченного по правам человека в области. Там один из главных разделов — нарушение права граждан на обращение в органы власти. По кругу людей пускают, сотни примеров — после ряда бесполезных обращений к представителю местной власти жалуются губернатору — жалоба возвращается на рассмотрение тому же главе местной власти. Проблемы не решаются, люди получают отписки.

- А митинг поможет им решить проблему, обратить на себя внимание, да? Если люди так полагают, пожалуйста — подают заявку главе местной администрации и проводят митинг.

- А глава администрации его запрещает, мотивируя тем, что это создаст помехи движению транспорта и работе органов власти...

- В таком случае он предложит им другое место. В любом случае митинг будет проведен, он будет замечен, о нем сообщат журналисты, блогеры, информация разойдется в интернете, цель будет достигнута.

Все-таки давайте определимся. Свобода — не есть вседозволенность. Свобода должна заканчиваться там, где наступает несвобода для других. Нельзя строить счастье одних на несчастье других. Вот мы начали с вами с клеветы, а что это такое? Вот все кричат — сейчас начнутся репрессии по этой статье. Не начнутся. В каждом конкретном случае, безусловно, будут разбираться. Тем более что сейчас гражданское общество гораздо активнее, чем год или три года назад, и любая сомнительная ситуация взрывает общественное мнение. И тут же следует реагирование на это со стороны власти. Думаю, что трудно власть упрекнуть, что она не видит проблем и не обращает на них внимания. Другое дело, что у нас очень многие проблемы высасываются из пальца. Другое дело, что у нас очень часто процесс подменяет собой суть. И политикам, представителям оппозиции все равно, кого защищать. Им все равно, за что выступать, главное — против власти. У нас вообще появилась категория профессиональных революционеров, которые ничего не делают и ничем не занимаются. Только тем, что высказывают свою точку зрения.

- Высказывать свое мнение — это конституционное право человека.

- Я не против. Но ты чего-нибудь сделай сначала.

- В Конституции не написано, что право на свободу слова обусловливается какими-то дополнительными факторами. Там не написано — сначала добейся чего-нибудь, построй дом, роди сына, а потом уже высказывай свое мнение.

- Ради бога! Высказывай свое мнение. Но высказывай в такой форме, которая никак не ущемит права других. Это первое. И второе: с точки зрения Конституции вы правы, а с точки зрения человеческого разумения — наверное, нет. Мне кажется, требовать чего-то, что-то заявлять должны те люди, которые представляют собой что-то. Которые заслужили право на то, чтобы свою точку зрения отстаивать.

Еще раз — я не отнимаю ни у кого право высказывать свою точку зрения. Но, согласитесь, есть разница, если выйдет и выскажется Леонид Михайлович Рошаль, и другое — если выскажется интерн из поликлиники, работающий без году неделя. У них разные весовые категории. Леонид Рошаль и люди его склада не занимаются профессионально революциями, они занимаются конкретными вещами. Можно Рошаля упрекать в том, что он соглашается с властью, что он поддерживает Путина... Тем не менее — Рошаль принес медицинскому сообществу и стране в целом гораздо больше пользы, чем все митинги и пикеты вместе взятые. Ну так, может быть, лучше на этом сконцентрироваться? Вот мы сейчас закончим интервью, я пойду заниматься текущими делами. Что это такое — это решение конкретных проблем людей. Поверьте, мне было бы намного проще ходить митинговать и пикетировать. Потому что в таком случае у тебя нет никакой ответственности, но при этом ты еще и на коне как борец за правду. Классная позиция. Только что на выходе? Пройдет пять лет, избиратели подойдут ко мне и спросят: «Александр Евсеевич, а вы что для нас сделали? Мы ведь вас избирали». Пройдет пять лет полномочий, спросят то же самое у оппозиционного депутата Дмитрия Гудкова...

- Пять лет еще не прошло, и что он сделает к этому сроку, пока трудно судить.

- Тем не менее. Спросят: «А что вы для нас сделали?» И если к этому моменту весь его багаж будет ограничиваться участием в митингах, шествиях и манифестациях, я не думаю, что для избирателей это окажется достаточным.

- Хорошо. Вот есть люди, которым не надо доказывать, что они имеют право на свое мнение. Они работают в НКО — спасают солдат от дедовщины, спасают людей в заключении от пыток, помогают несправедливо осужденным, занимаются благотворительностью... Но имеют несчастье, поскольку наше государство не хочет финансировать их деятельность и не любит тех, кто финансирует ее частным образом, работать с зарубежными грантами. И вы с вашими коллегами голосуете за то, чтобы они отныне назывались «иностранными агентами». Причем все остальные положения предлагаемых поправок сводятся лишь к тому, что участятся финансовые проверки этих организаций. Такие проверки, и весьма доскональные, есть и сейчас. Ну, станут они чуть чаще — сути это не меняет. Государство и сейчас вполне осведомлено о деятельности таких НКО, о расходовании ими средств и т.п. Так что создается впечатление, что единственной целью поправок было как раз ввести в употребление это словосочетание «иностранный агент» по отношению к НКО, имеющим наглость критиковать государственное устройство, власть. А как у нас обыватель, которому, как вы сказали, в массе мало интересна протестная деятельность оппозиции, относится к «иностранным агентам» и какие картины себе при этом рисует, это понятно.

- Я не понимаю той истерии, которая развернулась в связи с принятием этого закона. Потому что, собственно, я не вижу ничего дурного в том, чтобы быть честным. Поправки направлены лишь на одно — честно сказать: «Да, я живу на средства иностранного государства или негосударственной организации или иностранного частного фонда».

У меня есть свое видение этой ситуации, я вам постараюсь кратко его описать. В свое время я написал большую книгу «Как убивают Россию». Будет возможность и время — почитайте. Я там достаточно подробно описываю историю отношений России с внешним миром, начиная с незапамятных времен и заканчивая сегодняшним днем. И пытаюсь, как мне кажется, небезуспешно, обосновать следующий тезис: всегда, во все годы своего существования российское государство находилось в кольце врагов и оппонентов. И всегда в отношении страны шла война — явная или тайная. Я не верю в добрых альтруистов из-за рубежа, которые просто хотят развития демократии в России, поэтому направляют деньги НКО.

Давайте «отзеркалим» ситуацию, я очень люблю этот прием. Представим себе, что действует некая общественная организация, которую возглавляет бывший директор ФСБ, которая выделяет деньги каким-то некоммерческим структурам в США, они на эти деньги организуют манифестации, митинги, ходят вокруг Белого дома с какими-то протестными лозунгами, кричат: «Обама, уходи!» Как отреагируют американские власти? Как отнесутся американское общество, СМИ? Будут ли они воспринимать это как следствие проявления демократии в полной мере и поддерживать? А американский Freedom House, в свое время участвовавший в финансировании многих наших НКО, возглавляет бывший директор ЦРУ (бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси возглавлял Freedom House до 2005 года – Ред.). Я ничего против директоров ЦРУ не имею. Я хочу, чтобы все было честно. Как с нами поступают — так и мы поступаем. Так вот, я не могу себе в Америке представить подобной ситуации. Дайте мне конкретный ответ — как в США восприняли бы подобную описанной мной ситуацию?

- Наплевали бы и забыли. Сильное государство может себе позволить не устраивать публичных истерик из-за таких вещей, не бояться их панически. Равно как, касаясь нашей предыдущей темы, уверенный в себе самодостаточный человек не станет бояться клеветы и размениваться на преследование злых языков.

- Продолжим логически этот ряд. И государство, и человек должны быть настолько сильны, чтобы они не боялись ни клеветы, ни диффамации, ни оппозиции, ни убийств, ни хищений, ни грабежей. А чего бояться — мы ведь настолько сильны, страна большая, у нас столько народа...

Мы любим рассуждать о правах, говорить о том, что все должны жить по закону. Ну так давайте научимся жить по закону. Необходимо гражданам, и в первую очередь — журналистам, за свои слова отвечать.

- А политикам и чиновникам за свои слова нужно отвечать?

- Да, конечно.

- В таком случае, вот пример: в 2010 году Владимир Путин широковещательно, с телеэкранов на всю страну заявил, что лидеры оппозиции Немцов, Рыжков и Милов «поураганили в 90-е... утащили немало миллиардов». Причем если Немцов и Рыжков в 90-е имели отношение к госвласти, то Милов там рядом не стоя в то время. То есть физически не имел возможности «поураганить» и «утащить немало миллиардов». Упомянутые политики подали в суд иск о защите чести и достоинства. Савеловский суд Москвы отказал в удовлетворении иска. Получается, президенту, премьеру можно не отвечать за свои слова, а представителям СМИ — необходимо. Так не бывает.

- Во-первых, вы уверены, что Милов «рядом не стоял»? Он в 90-е годы работал замминистра энергетики России (Владимир Милов был заместителем министра энергетики с мая по октябрь 2002 года. В 90-е — работал в НИИ, затем — в должности начальника управления экономического анализа и основ ценовой политики Федеральной энергетической комиссии — Ред.). Второе — защита Владимира Владимировича Путина воспользовалась тем, чем пользуются на сегодняшний день все без исключения СМИ. О каких Немцове, Милове и Рыжкове идет речь? Установить точно невозможно. Вот если бы Путин сказал: «Борис Ефимович Немцов, который в то время был вице-премьером РФ, обворовал государство» - тогда было бы крайне сложно эту ситуацию переломить. Таких примеров в судебной практике полно, все без исключения СМИ пользуются этим. Но когда таким образом избегают ответственности журналисты, у остальных СМИ это почему-то не вызывает возмущения. А вот Путин — другое дело. Эта предвзятость у меня вызывает большую настороженность.

Еще меня удручает та агрессия, с которой оппоненты этих ли законов, власти ли в целом отстаивают свою точку зрения. Вот я защищаю свое мнение, спорю со своими оппонентами, доказываю, но всегда стараюсь делать это максимально корректно. Я никогда никого не оскорбляю, всегда стараюсь аргументировать свою точку зрения. А теперь почитайте, что пишут защитники свободы и либеральных ценностей про тех, кто, как они считают, идут неправильным путем — про меня, про других моих коллег. И покажите мне, чтобы мы писали что-то подобное про представителей оппозиции. У наших оппонентов позиция простая — «Если Евтушенко против колхозов, то я — за». (Сергей Довлатов, «Соло на ундервуде», фразу произнес Иосиф Бродский — Ред.). Но так нельзя. За колхозы или против колхозов нужно быть не потому, что Евтушенко за них, а потому, что колхозы для чего-то существуют. Вот в этом ключевое разногласие власти и оппозиции.

- Давайте перейдем от оценки качеств оппозиции к, мягко говоря, странно выглядящим действиям государства. Сейчас начинается судебный процесс по делу «Пусси Райот». Что вы думаете об этом деле?

- Мое мнение следующее: я бы не держал их под стражей, я бы их выпустил. И в наказание принародно высек на площади. То, что совершили они, на мой взгляд, лежит за гранью добра и зла. Но если их приговорят к тюремному заключению, я буду против такого решения. Потому что закон нельзя подменять эмоциями. То, что совершили «Пусси Райот» - омерзительно, и ни у одного нормального человека не должно вызывать ни сочувствия, ни поддержки. Потому что есть вещи табуированные, которые в обществе недопустимы. Но степень реагирования на это неадекватна тяжести содеянного.

- Еще одно дело, также имеющее широкий общественный резонанс — дело Магнитского и все, что связано с его гибелью, с раскрытой им схемой хищения бюджетных средств. Почему у государства возникают вопросы к уже мертвому Магнитскому, но не возникает желания расследовать схему увода госсредств, проверить подозрения в отношении высоких чинов полиции, налоговой службы, следственных органов, которые упоминаются в связи с этой схемой «возврата НДС»?

- А почему вы считаете, что государство этим не занимается?

- У меня нет таких сведений. А учитывая степень общественного резонанса вокруг этого дела, неплохо было бы известить общество о таких действиях, если они ведутся. Это сняло бы очень многие вопросы той же оппозиции...

- Мне трудно ответить на этот вопрос, вы знаете, у меня сложная система взаимоотношений со следственным комитетом, степень адекватности руководства которого вызывает у меня очень большие вопросы. Если бы я занимался организацией этого расследования, я, безусловно, сделал бы все, чтобы оно шло максимально гласно. Тем более что, исходя из тех материалов, которые мне известны, к Магнитскому, действительно, вопросов было больше, чем ответов. И если бы он не скончался в СИЗО, думаю, это кончилось бы обвинительным приговором, и он бы сейчас уже где-нибудь валил лес.

Что касается руководителей налоговых инспекций, которых связывают с этим делом - насколько мне известно, они уже не работают в системе ФНС. Это уже немало. Кто-то из фигурантов уехал за рубеж, чтобы скрыться там. Знаю, что московское управление ФНС достаточно жестко перетрясли — такова принципиальная позиция руководства налогового ведомства.

Ну, а возбудили или нет уголовное дело, и как реагирует следствие на эти факты — ответить не могу, этот вопрос находится за рамками моего понимания. Могу привести десятки примеров, когда на вопрос «почему не возбудили дело?» нет ответа. Когда я, например, обнародую документы и привожу доказательства того, что выделенные по личному указанию Путина средства на компенсацию сотрудникам МВД Чечни, которые пострадали в результате действий боевиков, до адресатов не дошли. А были переведены на личный счет помощника заместителя министра МВД Аркадия Еделева, а затем уведены в неизвестном направлении. Но уголовного дела нет до сих пор. Хотя я обращался и представлял доказательства (все копии документов, включая движение по счетам) в прокуратуру и следственный комитет. Ну а уж то, что происходит в области — это отдельная история, в том числе с позицией следственного комитета. К этой истории мы еще обязательно вернемся.

- И последний вопрос: как, по-вашему, в ближайшие полгода будут складываться отношения власти и общества? Сейчас многие предсказывают рост протестных настроений в связи с тем, что с 1 июля повысились тарифы на энергоносители, и это отразится на уровне жизни.

- На мой взгляд, отношения власти и общества должны складываться адекватно. С одной стороны, власть должна реагировать адекватно на мнение гражданского общества, на требования его. При этом, конечно, дифференцируя, потому что, вы понимаете, у нас самая активная часть общества в подавляющем большинстве не верит власти и настроена достаточно оппозиционно, вот, вроде вас, например. Поэтому все, что делает власть, по определению вам не нравится, вы этому по определению не доверяете. С такой радикальной позицией, мне кажется, власть не должна соглашаться. Должен быть нормальный адекватный диалог.

Я лично как депутат, как представитель партии «Единая Россия» не боюсь роста протестных настроений, не боюсь диалога, разговора с людьми. Я готов разговаривать с совершенно любой аудиторией (со здравой, конечно, потому что вряд ли я сумею найти общий язык, например, с группой скинхедов). Более того, я убежден, что во власть должно прийти как можно больше людей, способных этот диалог вести. Людей, которые в состоянии слышать разные точки зрения. Людей, у которых есть своя точка зрения. Это системная проблема власти в целом, она касается не только сегодняшнего дня и нынешнего режима. Она касается власти как таковой, и история России об этом свидетельствует. У власти всегда есть нелегкий выбор. Между управляемыми, послушными, со всем согласными, которые всегда и во всем будут поддерживать, но при этом рассчитывать на то, что эти люди будут принимать решения, брать на себя ответственность, идти наперекор обстоятельствам, наивно. И между самодостаточными, «неудобными», со своей позицией, которые могут не согласиться, поспорить. Я сторонник того, чтобы власть максимально делала ставку именно на таких людей. Там, где моей компетенции достаточно, я стараюсь как раз таких людей максимально продвигать. Что лучше — эффективность, но неудобность или послушность, но неэффективность? В моем понимании, лучше первое.

Допускаю, что к осени ситуация в стране будет накаляться, это будет определенной проверкой власти на прочность. Считаю, что у нынешней власти и непосредственно у Путина достаточно большой пока запас прочности. Думаю, что и через эти испытания мы пройдем, делая определенные выводы. Власть должна делать выводы из всего, что происходит. Если мы эти выводы не будем делать — это приведет к не самым лучшим последствиям.

Беседовал Роман Хахалин