Почему сразу семь подростков сбежали из приюта

 

Двухэтажное здание на улице Георгия Димитрова , обшарпанные желтые стены, деревянные рамы на окнах и сине-зеленом обрамлении. Слева от пластиковой входной двери — деревянная разрисованная стена с надписями, подавляющее большинство которых начинается со слов «Здесь были...». Над вахтой висит портрет Владимира Путина.

Это здание приюта «Надежда». «Мы уже устали от журналистов», — чуть позже признается Александра Николаевна Липатова, директор «Надежды»; она руководит различными приютами вот уже 18 лет, а в «Надежду» пришла в 2009 году. 6 августа, когда Липатова еще была в отпуске, из «Надежды» сбежали семеро воспитанников, которые накануне (вместе с еще девятью) временно прибыли сюда из приюта «Подросток», где проходит ремонт, а в ближайшее время должны были поехать в лагерь «Волжский Артек». Полиция распространила приметы беглецов, однако в приют вернулись еще далеко не все.

— Может быть, на побег повлияли постоянные переводы из одного учреждения в другое. Дети все сплотились, им хотелось остаться там (в приюте «Подросток» — Ред.). Наш коллектив впервые столкнулся с такой проблемой, - - рассказывает Липатова.

— То есть раньше никогда никто не сбегал?

— Нет, почему, у нас были побеги, но таких массовых не было. Дело в том, что, когда поступают сложные дети, они поступают не в таком массовом порядке, как в этот раз. Это дети с совершенно трудной судьбой, многие из них — учащиеся профессиональных училищ. Многие из них жили под опекой, в приемной семье... Были вторичные отказы от этих детей, и они в конечном результате оказались в государственных учреждениях. И, как правило, у таких детей формируется потребность погулять, походить, посмотреть что-то, с друзьями пообщаться. К сожалению, эта трудная судьба детей накладывает отпечаток на их поведение. Теперь мы тут разбираемся с каждым конкретным случаем. Конечно, нам надо поработать с педагогическим составом нашим, чтобы быть готовыми, если на следующий год к нам поместят внезапно такое большое количество детей. Нам нужно быть к этому готовыми.

— Насколько я понимаю, сейчас уже вернулся кто-то из них?

— Вернулась одна девочка сама. И еще двое могут или к нам, или в «Подросток» прийти. Мы держим связь. Мы надеемся, что мы их всех найдем, что все у нас будет хорошо.

— Что дети говорят?

— Говорят, что хотели сходить погулять, пообщаться с друзьями.

— А их не выпускают вообще отсюда?

— Почему? Это же учреждение открытого типа.

— А зачем сбегать тогда?

— Дело в том, что они ушли и не вернулись, а что мы должны сделать? Мы должны подать заявление в розыск. Мало ли что с ними случится?

— А вообще у них какой режим? На какое время они могут покидать приют?

— Когда у нас проживает основной контингент, дети находятся под постоянным контролем наших специалистов. Либо они ушли в школу, либо они на каком-то мероприятии, на прогулке. Дело в том, что у нас областной приют, здесь городских детей нет, к нам и из других регионов детей помещают. И чтобы просто так дети ушли куда-то по городу Самаре гулять — у нас такого не было никогда. Если ушел ребенок, значит, мы в течение двух часов, после того как осмотрели окрестности, обращаемся в органы полиции, сообщаем в органы опеки.

— То есть вы это связываете с тем, что детям было непривычно здесь находиться?

— Они у нас были несколько часов! Им не то, что непривычно, это образ жизни детей. Я это связываю с тем, что не подготовили детей, не объяснили, что «поживете какой-то период в приюте «Надежда», потом поедете снова в свои училища, общежития». Но надо учитывать еще и вредные привычки детей: многие из них склонны к бродяжничеству, употреблению алкогольных напитков...

Всем сбежавшим подросткам по 15-17 лет. Двое из них — братья — пытались отпроситься на 93-летие своего дедушки в Кинель, однако их не пустили: по словам Липатовой, к деду нельзя было ехать без сотрудника полиции — он якобы неадекватный. Братья убежали, хотя раньше никогда приют самовольно не покидали.

Остальные подростки — это пять подруг. На момент моего визита в «Надежду» туда вернулась лишь одна из них — 16-летняя Ира, девушка со «смуглым лицом ромбовидной формы», как описывала ее полиция. Чтобы поговорить с ней, приходится немного подождать: она вышла, чтобы попробовать узнать у местных жителей о том, видели ли они ее подруг. Попытка успехом не увенчалась.

— Сначала, когда мы сюда приехали, нам здесь сразу не понравилось. Подумали, что здесь непонятно что с детьми делают...

— Почему так подумали?

— Перестановка места. Сразу проявили агрессию и сразу ушли. Мы все ушли примерно в полчетвертого — полпятого. Я сначала планировала вернуться в восьми, как и договаривалась с воспитательницей, но по личным причинам не смогла. Ездили на похороны вместе с Кристиной (еще одна сбежавшая девушка — Ред.). Вернулась 7 августа вечером. Кристину сегодня приводили, хотели везти в лагерь [«Волжский Артек»], в итоге она на светофоре сбежала. Из машины просто взяла и вылетела. Она из «Подростка» много раз сбегала. Из лагеря убегала. Это человек вообще не понятный.

— Вам здесь не нравится, в чем дело-то? Не может же человек просто взять и уйти.

— Просто стадное чувство произошло, агрессия проявилась. Подумали, что здесь не так, как в «Подростке». В итоге оказалось, что здесь не хуже и не лучше — так же к людям относятся.

Сложнее всего дела обстоят с 17-летней Юлей: уже родившая в свои 17 лет (ребенок находится под опекой в семье), она, по признанию других воспитанников, «любит выпить». Юля возвращалась в приют на следующий день после побега, но тогда же и ушла. Ира пыталась найти ее у общих знакомых, но там ее не оказалось. Таким образом, остается неизвестным, где находится она и остальные девочки, а также два брата, сбежавшие на день рождения деда.

По словам Александры Липатовой, дети в «Надежде» живут обычно не более полугода. Около 70% воспитанников уходят в приемные семьи или под опеку, еще часть — в общежития при ПТУ и совсем небольшой процент — в детские дома.

«Мы видим, как меняется поведение у подростков в последние годы, — выражает обеспокоенность Александра Николаевна. — Они уже взрослые, сформировавшиеся, у них уже образ жизни такой. Наверное, должно быть раннее выявление проблем в семье. Видишь, происходит что-то нехорошее в семье, — сообщи, чтобы в поле зрения взрослых эти дети попали. Детей жалко. Они ведь не виноваты, что они употребляют, любят погулять... Их сделали такими взрослые».

Антон Фейнберг

Имена сбежавших воспитанниц изменены