Громкая премьера оперы оправдала не все ожидания

 

Постановку оперы Мусоргского «Борис Годунов» ждали. Как нечто, что взорвет представление и об опере, и о Самарском театре оперы и балета. Пригласили режиссера Нину Чусову, которая ни разу до этого оперу не ставила, художника Павла Каплевича, чье оформление спектаклей - всегда сплошной праздник. На пресс-конференции перед премьерой даже состоялось шоу с переодеваниями: художественное руководство театра, рабочая группа спектакля и сами артисты под всеобщие восторги примеряли шапки и воротники, усыпанные каменьями. «Это будет что-то невероятное», «такого еще не было», «просто мурашки по коже» - так анонсировали спектакль его создатели. На деле вышла добротная опера, нашпигованная техническими примочками.

Масла в огонь

Градус накала страстей вокруг «Годунова» до крайней отметки подняли коллеги-журналисты, опубликовавшие в facebook недовольные записи: дескать, с нами невежливо обошлись на премьере, отправив смотреть спектакль на бельэтаж. Обругали на чем свет стоит и пресс-службу, и сам спектакль. Быть может, «благодаря» коллегам впечатление невольно было подпорчено, и «Борис» не вызвал ни благоговейного трепета перед затраченными усилиями актеров и постановщиков, ни искреннего зрительского восторга первого просмотра. Разве что интерес к отдельным моментам и режиссерским решениям.

Техничненько

Приятным стало то, что задуманная концепция считывалась без труда. Спектакль предстал книгой-летописью о нелегком времени правления Годунова, которую пишет монах Пимен. «Иллюстрациями к книге» стали «живые» 3D картинки, проецирующиеся на многослойные и многоуровневые экраны. Мрачные сюрреалистичные виды Новодевичьего монастыря, где народ дубинкой «уговаривают» просить Бориса на царствие, сменяются залитым солнцем Успенским собором, возле которого новоизбранному царю поют «Славу!» Художник по свету Сергей Мартынов демонстрирует театр будущего: обилие вычурных декораций (что так свойственно глобальным классическим постановкам) заменяется видеорядом (летят птицы, горит огонь, колышутся ветви деревьев) и затейливым световым оформлением. Очевидные плюсы - общая картинка не загромождается, посему зрительское внимание не теряется во время смены картин.

О главном

Главным здесь казались даже не солисты, а скорее, хор. Хормейстер Валерия Навротская, коротко отметившая на пресс-конференции «мы старались», нисколько не слукавила. Хор, действительно, старался: был слаженным, полнозвучным, проникновенным. Но... каким-то одинаковым. Безропотно он гремит: «Слава Борису!» - и с той же интонацией стонет: «Хлеба!» Но надо отдать должное, что стонет и гремит одинаково хорошо.

Партию Годунова во всех премьерных спектаклях исполнял бас Михаил Гужов, солист московского театра «Геликон-опера». Удивительно скромный и мягкий артист с глубоким мягким голосом на сцене — царь как есть. Правда, как и задумывалось, человечный. Роль у Гужова получилась больше драматической: он «пропел» путь Годунова от царя-убийцы до мученика, высохшего от мук совести. «И счастья нет в измученной душе!» - по-родственному делится Годунов с сыном, а на смертном одре совсем уж по-человечески, даже не поет, а говорит: «Простите...»

Вторая по значимости в спектакле роль, князя Шуйского у солиста театра «Санктъ-Петербург Опера» Всеволода Калмыкова как-то затерялась. Хитреца, «лукавого царедворца» из него не вышло, да и вокальную партию разобрать было сложно. Винить обновленную акустическую систему театра, к которой после реконструкции было немало нареканий, в этом случае не приходится: других-то слышно.

Как и вся опера, сильная не полностью, а лишь частями, так и эпизодические роли удались куда лучше некоторых первоплановых. Развеселые бродяги Варлаам (Михаил Наумов, Владикавказ) и Мисаил (Валерий Бондарев, Самара) веселящиеся к харчевне, заигрывающие с Шинкаркой (Наталья Фризе, Самара) с пышными формами, располагают к себе зрителя.

Глас простого народа звучит честнее и убедительнее властителей (наверное, по той же причине прекрасен хор). Воплощением же слова народного, совести царской становится юродивый в исполнении Анатолия Невдаха. Это, пожалуй, лучшая роль в новом самарском «Годунове». Честное «молиться за царя-ирода Богородица не велит» - вот от чего бегут обещанные мурашки. И финальная точка ставится не смертью Бориса и не сценой «безмолвствующего народа», а последним появлением юродивого.

Лишние телодвижения

Для подготовки танцевальной части оперы пригласили преподавателя современной хореографии академии культуры и искусств Эльвиру Первову. Та внесла в общий рисунок два хореографических номера. Первый - в сцене венчания Бориса на царство. Однако здесь старания артистов балета похожи, скорее, на трюки художественных гимнастов. Второй — во дворце Марины Мнишек. «Гипсовые статуи» фонтана отчего-то оживают, начинают носить мебель... Смысл телодвижений уловить сложно. Хотелось бы верить, что эта танцевальная придумка использовалась не только для того, чтобы заполнить сценическое пространство, пока Мнишек страстно объясняется с Самозванцем. Хороши движения артистов хора со всеми этими отчаянными вскидываниями и заламываниями рук...

Есть шансы

Смело можно надеяться на то, что опера со временем станет... душевнее что ли. Все-таки спектакль начинает жить своей жизнью далеко не после первого-второго показа. К тому же постановщики сделали больший акцент на технических моментах, хотя, конечно, грех было не использовать всего арсенала нового театра...

Не хватило и той актуальности, которую должен нести в себе любой сегодняшний «Борис Годунов». Казалось, что история эта про того Годунова, из XVI века, а не о сегодняшней мятущейся власти.

Нина Ванина

Фото - Денис Батурин