“Я только не имею права касаться власти, религии, политики, нравственности, должностных лиц, благонадежных корпораций, Оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо отношение,— обо всем же остальном я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров”, - иронизировал устами Фигаро Бомарше

 Советские кинематографисты французского драматурга хорошо понимали. Сегодня, 27 августа, в День кино вспоминает кинодокументалист, сценарист и журналист Борис Кожин.

Застава Ильичева

- Создание каждого фильма это несколько периодов, если кто не знает. Подготовительный, съемочный, монтажно-тонировочный. И есть еще один,четвертый. Самый, в советское время, по-моему, главный. Так называемый, сдаточный.

«Снять хороший фильм,- говорили тогда кинематографисты, - не сложно. - Ты попробуй сдай его. Вот где нужно огромное мастерство».

Дело в том, что советская власть внимательно, да что там - очень внимательно следила за тем, что выходит на экран, какие появляются картины, книги, какая звучит музыка. Не отходят ли авторы от принципов марксизма-ленинизма. Сталин глаз не спускал! Сталин, Жданов, Суслов...

Для многих эта забота оборачивалась трагедией.

1952 год. 19 съезд Коммунистической партии. Последний съезд, на котором присутствовал Иосиф Виссарионович. Отчетный доклад читает Георгий Максимилианович Маленков и в числе прочего говорит: «Нам нужны свои, советские Гоголи и Щедрины».

Моментально появляется частушка:

«Мы — за смех! Но нам нужны

Подобрее Щедрины и такие Гоголи,

Чтобы нас не трогали».

Демагогия. Вот что раздражало. Цензура, она ведь существовала всегда. Разве в царской России цензуры не было? Но не надо было говорить, что советское государство — государство нового типа. Что у нас свобода слова.

Демагогия, страшная демагогия пропитывала всю нашу  жизнь. И расцветает, мне кажется, уже и в новом нашем государстве. Вот ведь в чем вся история.

Никита Сергеевич Хрущев тоже очень любил работников искусства. Очень. За встречами Хрущева с творческой интеллигенцией следила вся страна. От нашего города на эти встречи ездил, помнится, Петр Львович Монастырский (в то время главный режиссер драматического театра — Ред.) А Хрущев там устраивал выволочку. Эренбургу, Эрнсту Неизвестному...Многим доставалось от Никиты Сергеевича. Жесткой критике подвергнут был фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича».

«Какие конфликты отцов и детей?! Это во времена Тургенева они были. В советской стране их нет! И не может быть! Вредное произведение», - говорилось про картину.

Она все-таки выйдет к зрителю. «Мне 20 лет» будет называться и будет получать премии на фестивалях. Но это потом. А тогда - «Застава Ильича», и ругали. А председателем идеологической комиссии ЦК КПСС тогда был такой Леонид Федорович Ильичев. Именно он курировал литературу, курировал искусство. И, когда фильм Хуциева запретили, тут же появилась частушка:

«ЦК решает сгоряча:

Не надо фильма нам такого!

И у «Застывы Ильича»

встает застава Ильичева».

Это были «веселые» дни: генеральный секретарь ЦК КПСС Хрущев встречался с творческими работниками.

Он вскоре оставит свой пост. Вынудят оставить. Хрущев будет с этого поста свергнут. Пост займет Леонид Ильич Брежнев.

Случится это в октябре 1964-го. У нас все важные события случаются в октябре. В 1917-м в октябре произошла революция. В октябре свергли Хрущева. Мы вообще страна октября.

Болтун — находка для шпиона

- На Куйбышевскую студию кинохроники в штат я пришел в 1969 году. И работал там до 2010-го. Старшим редактором. Потом главным редактором. Проблемы в сдаточный период возникали у каждой картины, которая хоть мало-мальски выбивалась из обычного ряда. А ведь кроме фильмов студии кинохроники выпускали еще и киножурналы.

На Куйбышевской студии киножурналы были главной продукцией. 48 номеров киножурнала «Поволжье» в год. Четыре номера в месяц Еженедельно выходил. И каждую неделю, как только очередной номер был готов, к нам приезжала наш куратор из обллита Нина Семеновна Скориченко.

Обллит — это и есть цензура.

В каждом областном центре была такая организация. Куйбышевский обллит находился в Доме печати, а нам повезло. Наш куратор от обллита Нина Семеновна Скориченко оказалась изумительным человеком. Просто изумительным! Она приезжала на студию, смотрела журнал, ставила на монтажных листах штамп «к показу», и не было случая, чтобы какой-то из наших журналов попал под запрет. А если нужно было что-то переделать в уже готовой озвученной копии, Нина Семеновна очень переживала.

Чего же нельзя было ни в коем случае допускать?

Ну, например, нельзя было снимать город с верхней точки. Ну, скажем, Самара. Чтобы снять Самару с самолета, с вертолета или с последнего этажа высотки, нужно было особое разрешение. Закрытый город! Безымянки для кинематографистов просто не существовало. Самый крупный послевоенный район в Советском Союзе, сотни тысяч людей — снимать запрещалось категорически. Сплошные военные заводы! А на военных заводах мы появляться не могли. Мы могли снимать на заводе Масленникова. В цеху, где выпускались часы. И только.

Госкино требует: «Снимите журнал о товарах народного потребления. И, пожалуйста, побыстрее». - «Что значит побыстрее? Туда же не пройти! Вы что - не знаете, что у нас все товары народного потребления выпускаются на военных заводах?»

И это была чистая правда. Где выпускался телевизор «Каскад»? На заводе «Экран». Военное предприятие. А где выпускали хулахуп, который все девочки крутили, не переставая? А алюминиевую посуду? На «Металлурге». Крупное военное предприятие и, чтобы там эти хулахупы снять, надо было выбить пропуск, надо было договориться с секретной частью... Морока страшная!

Или вот, скажем, звонят из журнала «Новости дня». Всесоюзный киножурнал, звонит редактор и говорит: «Борис Александрович, вы «Правду» читали?» Я говорю: «Правду»? Читал». - «А знаете, чего я вам звоню?» Я говорю:«Знаю. Вы  мне звоните по поводу того, что у нас стали выпускать пассажирский самолет ТУ- 154». Она говорит: «Совершенно верно. Немедленно -  репортаж!»

Мчимся на завод. Показываем документы, нам говорят: «Не пустим». Показываем газету «Правда». «Нет, - говорят, - никаких съемок».

С трудом, с огромным трудом прорываемся, а должны же мимо военных самолетов идти. Ведь только в уголке, в самом уголке ТУ-154. Идем к нему с оператором Борисом Волковым, а за нами - наблюдатели из спецчасти, и смотрят, чтобы в кадр военная продукция не попала.

«Нина Семеновна, - говорю как-то нашему драгоценному куратору.- Спутники же давно летают. Палку в лесу и ту разглядят. Разве не так?» - «Так. И летают, и разглядят. Но помогать мы им не будем». И мы не помогали.

Был такой хоккеист Виктор Коноваленко. Великий вратарь сборной страны, а жил в Горьком (теперь Нижний Новгород). Это потом, потом появится Третьяк, а тогда - Виктор Коноваленко, и мы рассказываем о нем в киножурнале. Говорим, в хоккей Коноваленко теперь уже не играет, работает в центре олимпийского резерва...

Нина Семеновна в ужасе: «Борис Александрович, ну что вы наделали! Мы не можем это пропустить! У нас нет центров олимпийского резерва! Государство не готовит советских людей к Олимпиаде! У нас любительский спорт. Придется вырезать. Запомните, Борис Александрович, центров олимпийского резерва у нас нет . И вы никогда не должны говорить, сколько грузовых автомобилей  выпускает горьковский автозавод».- «Но почему?»- «Мало их там. Понимаете?»

Три автозавода было в зоне Куйбышевской студии кинохроники. Три. Горьковский, Ульяновский и Волжский. ВАЗ — это первое автомобильное предприятие в нашей стране без  военной продукции. А все остальные обязательно с ней. «Военка» - главная продукция, гражданской мало, и попасть на Горьковский автозавод или Ульяновский с камерой невозможно. А с ВАЗа мы не вылезали.  660 тысяч автомобилей в год. Каждые 14 секунд — автомобиль. Я наизусть все эти цифры выучил.

Было много и смешного. Ну вот,например. Сдаем сборный журнал. Нина Семеновна — в отпуске, пришла ее сотрудница, милейший тоже человек, последний сюжет - о детском саде. Наш рязанский корреспондент Юра Тунтуев снял. Дети занимаются рисованием. Рисованием. Дети. О чем говорить? И вдруг она - нам: «План один надо убрать». - « А в чем дело?»- «Там карта Советского Союза неправильная». - «О чем вы говорите? Какая карта?» - «Красным. На шарике».

И точно. Маленький мальчик нарисовал себя с шариком и подписал, перепутав все буквы: «Я иду на демонстрацию. Сережа 5 лет». А на шарике красным контур и написано: СССР. Карта Советского Союза, а Дальнего Востока нет. Уралом кончается страна у Сережи на шарике.

А у нас тогда были очень натянутые отношения с Китаем. Очень. Пограничный скандал. И цензор нам говорит: «Не могу пропустить. На карте СССР нет Дальнего Востока». Я говорю: «Ну там же написано: Cережа, 5 лет. Пять! Имеет он право не знать о наших отношениях с Китаем!»

Но это киножурнал. А фильмы мы сдавали в Москве.

Герой нашего времени

- Для того чтобы фильм, не важно каким он был — художественным или документальным, вышел на экраны кинотеатров России, студиям нужно было получить акт сдачи фильма в Госкино РСФСР. А чтобы он вышел на экраны всей страны, студии надо было пройти через Госкино СССР.

Самое сложное было сдать фильм в Госкино России. Нервы там выматывали всем, и я назову человека, который особенно в этом преуспевал. Это Глеб Иванович Нифонтов - заместитель председателя Госкино РСФСР Александра Гавриловича Филиппова. Муж актрисы Руфины Нифонтовой. Его уже нет в живых. О покойных или хорошо, или ничего, но все-таки я расскажу,  как тяжело было сдавать ему фильмы.

Но прежде хотел бы назвать людей, которые нам помогали получать акты Госкино. Ну, например, Юрий Щекочихин. Нет и его. Говорят, отравили. А в то время он работал в «Литературной газете». Какое отношение имел к Госкино? Самое прямое!

Миша Серков снял картину «Первое движение души». Об отношении человека к своему меньшому брату. К собаке. Картину не принимали. Ну ни в какую! Аргументы? Часто и аргументов-то никаких не приводили. Серков — к Щекочихину. Тот пишет статью в «Литературной газете» об этом фильме. Обращается в Госкино. Фильм принимают.

А как нам однажды помогла Валентина Терешкова!

Снят фильм «Как мы жили во время войны». Тяжелейшая картина. Снята под Пензой. Режиссер — Юрий Федянин, оператор — Нина Шумкова. Рассказ сельских женщин о том, как они мучились во время войны. Как голодали, как остались без мужей и сыновей. В Госкино сказали: «Где вы взяли этих старух? Это антисоветский фильм».

Показывать картину до того, как она получила акт приемки, запрещено. Но они показали фильм Терешковой. Она же не только первая в мире женщина-космонавт и Герой Советского Союза. Она — депутат Верховного Совета и возглавляет Комитет советских женщин. Помогла. Мы этого никогда не забудем.

За картину Владика Ефремова заступился журналист Ефим Дорош. Газета «Правда» организовала выволочку Дорошу.

Владислав Ефремов - ленинградский режиссер. Временно работал у нас и сделал фильм «Два дня мая». Удивительная, щемящая картина, снятая в другой уже пензенской деревне в майские праздники.

Фонограмма первомайской демонстрации в Москве, а на экране — нищее пензенское село. И люди, которые не живут, а выживают. Ну выпили, конечно. И один тракторист рассказывает, как работал за трудодни. Рассказывает спокойно, без надрыва, а фоном - первомайская демонстрация на Красной площади. А вечером в разбитом клубе деревни - концерт. Праздничный концерт, и маленькая тоненькая девочка поет:

«Жить и верить - это замечательно.

Перед нами - небывалые пути:

Утверждают космонавты и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести».

Что творилось при сдаче этой картины! Хотели уволить директора студии. И конечно же режиссера. Сказали: «Об этом не может быть даже речи, чтобы картину кто-то еще увидел! Смыть немедленно!» Фильм положили на полку.

Потом будет 5 съезд Союза кинематографистов, и «полочные» картины хлынут на наши экраны. В 1986-м. Выйдет и фильм «Два дня мая».

Я картину эту раньше увижу. В 1969-м. Стану штатным сотрудником Куйбышевской студии кинохроники, и ее директор, Алексей Григорьевич Бекасов, спросит: «Хочешь картину Владика Ефремова посмотреть?»

Он сохранил одну из копий, Алексей Григорьевич Бекасов. Не смыл. И показал ее мне. Секретно.

А за год до этого на нашей студии был снят еще один прекрасный фильм. И режиссером этой картины тоже был человек приглашенный. Герц Франк. Кинодокументалист из Риги. Бекасов его и пригласил.

Фильм был о строителе Куйбышевской ГЭС Борисе Коваленко. Умел поднять людей на самую тяжелую работу. И сам экскаваторщик был потрясающий. Погиб в авиационной катастрофе - летел на строительство Асуанской плотины. А когда строилась наша ГЭС, в то время самая большая ГЭС в стране, о Коваленко писали все газеты. Буквально все. О нем легенды складывались. А он был человеком. И, как у всякого человека, у него были слабости. И Франк назвал фильм «Без легенд». Сдавать поехал вместе с Бекасовым.

Приехали, показали Нифонтову, Нифонтов посмотрел и говорит Бекасову: «Пиши заявление об увольнении. И из партии я тебя за такую картину выгоню!» Франк - ему: «Что вы творите?!»  А Нифонтов: «А с вами я вообще разговаривать не буду. Кто вы такой?»

Ну да — он же из Латвии, Герц Франк. А тут Госкино России.

«Опорочен образ рабочего класса. Чистейшая антисоветчина! Я эту картину никогда не приму. Заявление об уходе! С сегодняшнего дня!» - неистовствовал Нифонтов.

«Алексей Григорьевич, - говорит Бекасову Франк, - не вздумайте писать». А тот: «Напишу. Напишу! Давайте бумагу!» И пишет: «Прошу освободить меня от работы с сегодняшнего дня».

«Ну вот, - говорит Нифонтов, - и все. Ты больше не работаешь. Оставь картину». - «Да, пожалуйста».

А они остановились в «России». В гостинице «Россия». Бекасов и Франк. Нет уже Бекасова давно. Да и гостиницы «Россия» тоже нет. А Франк жив. Уйму прекрасных картин потом снял. А тогда, в 1968-м, они взяли бутылку коньяка. Ну он же уволился, Бекасов? Правильно? Купили, пошли в гостиницу...

А в это время разъяренный Нифонтов мечется, как мне рассказывали, по кабинету. А ему докладывают:инструктор ЦК КПСС по культуре.

«Что случилось? - спрашивает инструктор Нифонтова. «Да я, - говорит тот, - только что уволил директора Куйбышевской студии кинохроники за антисоветчину. Хотите посмотреть?» - «Хочу».

Смотрит и - Нифонтову : «Что вы сделали? Если Франк и Бекасов придут к нам, мы картину немедленно примем — картина прекрасная! А они придут обязательно, потому что копия у них, наверняка, есть. Акт о приеме фильма. Немедленно!»

А Бекасов же уволился. А Франк из Латвии. И Нифонтов велит секретарю найти Бекасова и вернуть. И тот начинает обзванивать гостиницы и находит Бекасова в «России». А у них же бутылка конъяка.

Нифонтов берет у секретаря трубку: «Вернись». Бекасов: «Я у вас не работаю. С сегодняшнего дня». - «А что ты там делаешь?» - «А что хочу, то и делаю. Отдыхаю», - и вешает трубку.

Нифонтов снова звонит Бекасову. Тот снова отказывается возвращаться в комитет. Нифонтов звонит в третий раз...

Франк говорит: «Алексей, там что-то случилось - пошли». Они идут к Нифонтову, и тот швыряет Бекасову акт приемки.

Фильм «Без легенд» обошел все фестивали и взял первые призы. Победил он и на Тольяттинском смотре фильмов о рабочем классе. В газете «Известия» Нифонтов написал: «Советская кинодокументалистика будет гордиться фильмом «Без легенд». Одной из выдающихся лент о рабочем классе, которая снята на Куйбышевской студии кинохроники».

Георгий Бурков о Василии Шукшине. Воспоминания. Читаю.

«Жорк, ты давно брал в руки «Героя нашего времени»? - спрашивает Шукшин у Буркова. Они дружили, и это был их последний разговор — Шукшин ночью умрет. Шли съемки фильма «Они сражались за Родину».

«В школе», - сказал Бурков. «А я, - говорит Шукшин, - перечитываю постоянно. И дело не в великой лермонтовской прозе. Меня название беспокоит. Все думаю, кто герой нашего с тобой, Жора, времени. И, ты знаешь, додумался!» - «Кто?» - «Демагог».

Я встретился с ней в Госкино России. Она сидела в холле 8 этажа и рыдала. Обычное дело — рыдающий в Госкино человек. Но я не могу видеть, когда женщина плачет. Я к ней подхожу и говорю : «Что у вас случилось?» Она говорит: «Нет, нет, не беспокойтесь. У меня сегодня счастливый день. А плачу я, потому что нервы не выдержали».

Она работала режиссером на «Леннаучфильме». «Леннаучфильм» снимал тогда серию картин о великих русских писателях. Большой государственный заказ. Она сняла фильм о Салтыкове -Щедрине. Полнометражный, из шести частей фильм.

Великий русский писатель — какие могут быть вопросы? А она говорит: «Почти три года акт не давали. «Уберите это высказывание Салтыкова-Щедрина, это высказывание, это...»

Классика подвергали цензуре! «Революционного демократа, социалиста по убеждениям, горячего защитника угнетенного народа и бесстрашного обличителя привилегированных классов»! Чего уж говорить про современников.

Приехал как-то в Госкино сдавать очередную картину, жду вердикта, рядом — режиссер, и жалуется, что картину не принимают. Герой — член бригады коммунистического труда. Выступает на комсомольском собрании и говорит отстающим: «Черт возьми! Вы будете, наконец, как люди работать!»

Нифонтов: «Убирайте! Мы не можем допустить, чтобы член бригады коммунистического труда так выражался с экрана».

Директор студии вскипел и Нифонтову: «Поезжайте в Ростов! Поезжайте! Там памятник Кирову, а на нем цитата из Кирова: «Черт возьми, жить-то как хочется!» Это что же — памятнику можно, а парню из коммунистической бригады, который роскошно работает и хочет, чтоб другие так же, нельзя?! Вы знаете, сколько стоит переозвучание? Кто разрешил вам, Глеб Иванович, государственные деньги транжирить?!»

Убрать фразу из готового фильма -это 5 тысяч. И это совсем другие 5 тысяч, не нынешние. Ну и потом срывается план. А план в советские времена — это святое. Срыв - и студию полощут со всех трибун, как отстающую. Ну и, конечно, конфликт со студийным рабочим классом. А чтобы конфликта не было, надо тут же, в этом же квартале снять картину, равную по метражу зарезанной. Иначе студийный рабочий класс - осветители, негативные монтажницы, проявщики не получат премии. Им премия нужна! Им творческие изыски до лампочки.

Живее всех живых

Фильмы о Ленине. Наша студия снимала и их довольно часто. В зону Куйбышевской студии кинохроники входило шесть областей. В том числе Ульяновская и город Ульяновск, бывший Симбирск, где Ленин родился. И Самарская, где он жил. А фильм о Ленине - это статья особая.

Сценарий в Госкино не читали. Сначала — институт марксизма-ленинизма.

Огромное, недалеко от ВДНХ, здание. Вход свободный, но обязательно милиция в вестибюле. Роскошные ковры. Тишина. Множество комнат. И в каждой сидят специалисты по марксизму- ленинизму. И если у тебя сценарий о молодых годах Ленина, то ты идешь в комнату, где люди только этим и занимаются. Отдельные люди, в отдельной комнате и говорят: «Приезжайте за сценарием через неделю. Нет, через две». Приезжаю — тьма замечаний. Замечания — это обязательно.

А мы снимаем... Ну, скажем, фильм о матери Владимира Ильича. И автор сценария не кто-нибудь, а Поддубная. Раиса Павловна Поддубная. А она ошибиться не может. Она - директор ленинского музея в Куйбышеве, она читает в госуниверситете курс «Биография Ленина», заведует лекторской группой в обкоме КПСС... Но весь сценарий в карандашных пометках!

«Ну вот, например, здесь, - комментирует правку рецензент. - Автор сценария пишет, ссылаясь на Марию Ильиничну Ульянову, что Илья Николаевич часто уезжал в командировки. Это не совсем так. Я сверилась с оригиналом. У Марии Ильиничны написано: очень часто. Я поправила. Далее автор сценария пишет, ссылаясь опять же на Марию Ильиничну, что Ульяновы были дружной и образованной семьей. И тут неточность. «Наша семья была очень дружная и глубоко образованная». Так у Марии Ильиничны».

Две недели мне надо было ждать, чтобы получить вот такие глубокие замечания.

Сняли картину «Ленин. Годы ». Режиссер Борис Свойский, консультант Раиса Поддубная и я едем в Москву сдаваться. Госкино России, но первыми будут смотреть специалисты института марксизма-ленинизма. Обязательно. Первыми. Госкино дает зал, нанимаем такси (специалисты по марксизму-ленинизму общественным транспортом на просмотры не ездят), забираем специалистов, едут две женщины, привозим - смотрят. Каменные лица. Зажигается свет, выходим в холл, они говорят: «Мы ехали картину закрывать. Но вынуждены сказать, что картина нам понравилась. Название только поменяйте. «Ленин. Начало революционного пути» ваша картина называется. Это не верно. Начало революционного пути — это Казань. Поменяйте. А заключение мы вам хорошее дадим».

Мы говорим: «Ленин. Годы ». Они говорят : «Прекрасно!». Сели на наше такси и уехали.

Приходим на следующий день в Госкино, а нам : «Заключение. Где заключение института марксизма-ленинизма?»

Звоним в институт. «Через месяц, - говорят. - Такой порядок. На другой день мы даем только по просьбе ЦК КПСС». «Да вы что! - Кричу я. - У нас срывается план!» - «Не можем». - «А по просьбе ЦК КПСС можете?» - «По просьбе Центрального комитета Коммунистической партии можем». - «Ну так сделайте исключение для Ленина. Для Владимира Ильича. Потому что если бы не было Ленина, не было бы Коммунистической партии Советского Союза. А если бы не было Коммунистической партии Советского Союза, не было бы Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. А если бы не было Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, не было бы института марксизма -ленинизма при Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза. А если бы не было института марксизма-ленинизма при Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза, вы бы были без работы». - Она говорит: «Так, так, так. Ну-ка снова мне всю эту линию...» - «Исключение, - говорю. - Для Владимира Ильича. Знаете такого?» И всю эту песнь ей заново. Она говорит: «Бегу. Бегу к нашему академику (называет имя директора института) - через 20 минут перезвоните».

Звоним. «Очень ему понравилась эта история. Только я там, уж простите, добавила. Сказала, что и он бы без Ленина был безработным. Подписал. Приезжайте за заключением».

Смешно? А какие нервы за всей этой хохмой! Сдаточный период...

Записала Светлана Внукова