Девочка, у которой двое маленьких детей, никакого мужа, никаких бабушек и только одна приходящая няня два раза в неделю по два часа, пишет в письме, что всё старается делать по высшему разряду.
Необъяснимо, но факт: от самого респектабельного, наглаженного, напомаженного, наманикюренного и пахнущего дорогим парфюмом гражданина тире гражданки при личной встрече неизбежно веет жутким душевным неблагополучием, если вы точно знаете, что означенный гражданин/гражданка кропают в соцсетях тексты с призывами кого-то за чего-то карать, репрессировать, лишать удовольствий, отбирать имеющиеся возможности и т. п. за разного рода неимоверные преступления типа «шуток над ковидом» (цитата из реально существующего персонажа, с которым я даже некогда имела удовольствие прогуляться на рандеву, о чём немного ниже). Или, напротив, объяснимо — именно этим всем желанием карать, репрессировать и далее по тексту.
Почти все мои первые книжки были далеко не первыми. Непереводимая игра слов — была такая серия, «Мои первые книжки», в издательстве «Детская литература». К джентльменскому набору культурного дошкольника — сказки Пушкина, стихи Некрасова, рассказы Толстого — прилагалось что-нибудь про Ленина и животных: первое служило напоминанием, кто у нас тут главный ныне, присно и во веки веков, второе воспитывало гуманизм.
Ещё минувшей весной Царёв Курган был такой же, как всегда — головокружительно красивый, дикий, местами опасный, местами дружелюбный. Вы наверняка не раз там бывали и хорошо знаете, что если идти вверх по тропе, где установлен гигантский крест, а потом, остановившись на полдороге, чтобы перевести дух, повернуться лицом к Жигулевским воротам, можно расплакаться от восторга, или всё от того же восторга превратиться в соляной столб, или просто лечь на тёплые камни или, наоборот, на опавшие сосновые иголки, и остаться тут навеки.
«Джонни написал в приглашении, что все должны нарядиться дикарями. Многие так и сделали. Сам Джонни, в маске и чёрных перчатках, изображал магараджу Поккапорского, к некоторой досаде самого магараджи, тоже оказавшегося в числе гостей».
Говорят, человек помнит то, что хочет помнить — на эту и ей подобную примитивную чушь с удовольствием ведутся любители пристально мониторить чужую жизнь, чтобы в сподручный момент предъявить ближнему своему давно истлевший в его сознании тяжёлый эпизод. Я хорошо знаю, о чём не хочу говорить, но до сих пор не знаю, чего не хочу помнить. Можно было бы, наверное, настроить оптику воспоминаний так, чтобы прошлое сливалось с настоящим в единую картинку.
После фейсбука, похожего на сварливую тётку, которой ничем не угодишь, и после расхристанного Вконтакта, Инстаграм похож на пещеру с сокровищами. Идёшь вдоль стен, густо инкрустированных драгоценными каменьями, и только тихо ахаешь, поёживаясь — вот откуда такие залежи красотищи, а?
Вот так свалится тебе на голову из стопки старых журналов октябрьский номер «Кинопарка» за 2004 год, и ты, рассеянно полистав его, буркнешь — ну ладно, это я потом, — а потом суп с котом. Все дела побоку, потому что ты сидишь на полу посреди хлама, приготовленного на выброс, читаешь взахлёб и никак не поймёшь, отчего тебе так хорошо-то, чёрт побери.
Из жизни, если верить соцсетям (а кому же ещё, если не им, не так ли), напрочь исчезли пустяки. Всё, что осталось, либо важно, либо очень важно, словно в виртуальной канцелярии усохли все печати с грифами «ерунда», «приятная мелочь», «небольшая удача», «скромный успех» или «маленькая неприятность».