Не знаю, имеет ли смысл предварять этот текст уведомлением о том, что в нём содержится ирония, много, очень много иронии, скрытой и вполне очевидной, но мне кажется, что эти предупредительные выстрелы годятся только для заклятых врагов.
Кажется иногда: вот дала зачем-то судьба тебе уникальный житейский опыт, нелёгкий и удивительный, пережила ты первый шок, утёрла сопли и слёзы, научилась потихоньку извлекать радости жизни из невидимых нетренированному глазу мелочей — не упихивай его, этот опыт, под спуд личного страдания, не занимайся дурным самоедством, истязая себя бессмысленным вопросом «За что?», не гордись собой в одиночестве, иди к людям и рассказывай, или, как нынче принято выражаться, тупо калькируя сетевой английский, делись, может, оно кому-то пригодится. Мысль эта — о необходимости делиться опытом, как бы трудно ни было донести его суть — всегда представлялась мне очень правильной и человечной.
Две недели я пыталась отрегулировать температуру горячей воды в ванной, попутно думая о смысле жизни. Вода упорно не хотела становиться горячей, приходящие сантехники просовывали руку глубоко под ванну (зачем? к чему? впрочем, вопрос риторический), закатывали глаза и произносили загадочное слово «обратка». В итоге я сдалась. Пусть, подумала я, пусть мне будет плохо, зато никто не посмеет обвинить меня в гордыне, которой нынче модно объяснять любое неучастие в том или ином скоморошестве (а принимать душ из сочетания двух холодных вод, делая при этом вид, будто одна из них — горячая, несомненное скоморошество, и я весьма преуспела в нём за лето).
У нас дома вместо горячей воды всё лето идёт чуть тёпленькая, и мы долго приучали себя к аскезе, уговаривая друг дружку не требовать от этой жизни всё и сразу. «Ничего страшного, – говорил один из нас, стуча зубами после душа прохладным июньским вечером, – последователи Порфирия Иванова вообще зимой купаются в проруби каждый день». «Вот-вот, – с деланной бодростью поддакивал другой, – а генерал Карбышев даже не пикнул, превращаясь в ледяную глыбу». «Да и не зима же, в конце концов», – говорил терпеливый взгляд кота.
Ну, чего, чего, говорят, ты от него хочешь, он же вырос на Безымянке! – слышу я иногда и мысленно подпрыгиваю всякий раз до потолка. Да, наверное, есть заповедники идеальных людей, для которых одна только география места рождения даёт основания, чтобы сделать далеко идущие выводы о степени человеческой высоты или низости.
Хорошо бы к каждому из нас приставить по Маргарите Павловне из «Покровских ворот», чтобы та в нужный момент смотрела, куда вы ей укажете, своим фирменным взглядом актрисы Ульяновой и с презрением говорила: «Хоботов, это мелко!».
Нам казалось, что мы будем первыми, но нет. Они уже здесь, эти старушки, глядя на которых мы уверенно говорим: «О! Я буду вот такой вот». «Вот такой вот» – то есть не бабушкой с клюкой и платочком, повязанным под подбородком, а вот такой вот, в зелёной с фестонами юбке-бохо, с пудовыми браслетами на каждом запястье, с напудренным носом (ну и что, что он картошкой), накрашенными губами (ну и что, что они в ниточку) и неиссякаемой склонностью к озорству.