Северодвинск это город – там кабаки и женщины
Военно-морских офицеров кабак в Северодвинске всасывает, как пересохшая губка воду. Вечер в ресторане, ночь с женщиной и на утро офицер никакой, а ему еще на построение.
Офицер в Северодвинске — это такой разросшийся детородный орган.
И это всё изо дня в день, семь дней в неделю — ресторан, женщина, а потом — на службу. Через неделю выжаты все, как лимоны — еле на ногах стоят. Под душ, чтоб прийти в себя, и в строй, а там опереться о кого попало, пока глаза сами не закрылись и не выпал в обморок.
А вот я ходил в городскую библиотеку. Я, похоже, единственный, кто ходил в библиотеку читать.
Меня интересовали сказки Андерсена. Мне интересовал его язык, его манера письма, его стиль, волшебство его строк.
Его сказки были только в читальном зале, и я приходил, из раза в раз, заказывал их и читал.
Капитан третьего ранга читает сказки — со стороны, наверное, гляделось не очень, и девушка, из раза в раз подавая мне книгу, краснела: наверное, она полагала, что я прихожу в читальню из-за нее.
Северодвинск же повернут на любви: то и дело офицеры натыкались на женщин, а женщины натыкаются на офицеров.
Правда, если они натыкаются на меня, то выгляжу я при этом, так сказать, не совсем обычно.
А вот другие офицеры выглядели нормально, просто отлично выглядели: они от нечего делать скрывались в читальном зале за полчаса до сеанса в кинотеатре, листали там подшивку «Вокруг света», тыкали пальцами куда-то внутрь ее и ржали — не понимаю, что можно найти смешного в подшивке «Вокруг света».
И тут я вдруг обнаружил полное собрание сочинений Ахматовой — это было потрясающе, я нигде не видел полного собрания сочинений Ахматовой. Я читал ее стихи лихорадочно пока не закрылся читальный зал, я вышел на улицу, наполненный впечатлениями, а поделиться прочитанным не с кем.
Ночью я плохо спал — снились строчки — а утром, обнаружив в душе полуживого со вчерашней любви приятеля, я начинал ему, захлебываясь, рассказывать сначала о сказках Андерсена, а потом и о стихах Ахматовой, а он меня выслушал, покачиваясь не в такт, под горячими струями с глазами закрытыми, и сказал тихо, еле ворочая языками: «Ну, зачем тебе Ахматова, она же мертвая».
Александр Покровский
