Тут случайно образовалась некоторая притча, и я хочу ее рассказать. На первый взгляд может показаться, что это никакая не притча, а черт-те что, но не стоит делать поспешных выводов
В общем, по долгу службы я временами приезжаю в Москву и толплюсь там в редакции «Новой газеты» по адресу Потаповский переулок, дом три. Когда чувствую, что редактору отдела собственных корреспондентов я смертельно надоела, тихо иду и пристаю к кому-нибудь еще. Например, к одной девочке, журналисту. Она, понятно, напряженно работает, но находит возможность поговорить со мной о чем-нибудь вечном. В последний визит речь зашла о домашнем костюме – ну, в чем люди ходят дома, когда дверной замок щелкает, отсекая случайных прохожих с улицы, нагловатых кассирш супермаркета и припиджаченных боссов из офиса.
По теме я рассказала девочке-журналистке, что как-то сто пятьдесят шесть лет назад я выходила впервые замуж и после свадьбы жила в свекровином доме. Первая свекровь была хорошая, невредная. Личное свекровино сумасшествие заключалось в маниакальной тяге к чистоте жилища. Например, при входе в квартиру стояла табуреточка, где ровными стопками были сложены домашние одежды членов семьи. В них следовало переодеться именно в коридоре, чтобы «не тащить грязь в дом». Если принимались гости, то места общего сидения - диваны, стулья, кресла - покрывались защитными пледами из искусственного волокна. Пледы потом расплавлялись в муфельной печи - вру, вру. Просто стирались при температуре не ниже 75 градусов Цельсия. Табуретки протирались хлорсодержащей «Белизной». Посуда дезинфицировалась посредством многократного мытья и тщательного вытирания льняными выглаженными полотенцами. Кафель в местах общего пользования обрабатывался аммиачным спиртом. Плафоны вымачивались в растворе соляной кислоты. Про непосредственно санитарные приборы даже не хочу упоминать.
Первая свекровь ежеминутно убиралась. Чистила портьеры, выбивала ковры, протирала от пыли каждую книгу в домашней библиотеке, кипятила столовые приборы с рубленым чесноком - для полнейшего обеззараживания. Мыла пол три раза подряд, последний раз нанося тонким какое-то средство, предотвращающее аллергические реакции, хотя аллергии не было ни у кого.
«Но дело не в этом», - убеждала я девочку-журналиста. Постоянно трудясь по хозяйству, с мокрой тряпкой и квачом в одной руке, склянкой с ядохимикатами в другой, свекровь была одета неизменно в халат. Точнее, в халаты - штук семь или даже более имела в своем гардеробе, меняла их в соответствии со строгими представлениями о нормах гигиены.
«Почему-то мне представляется очень неудобными вообще делать хоть что-нибудь в халате», - говорила я девочке-журналисту. И она со мной горячо соглашалась. И даже признавалась, что боится халата. Ей халаты напоминают погребальный саван. «Недаром их велят брать в больницы! Наденешь такой и считай – труп», - вот так говорила девочка-журналист. И еще вспомнила про тапки. Белые тапки, хорошо сочетаются с трупом. И мы подробно поговорили про трупы.
«А я, - сказала девочка-журналист потом, - покупаю специальную одежду для дома. Заказываю по каталогам! Очень удобно. Есть прекрасные бархатные комплекты. Короткие штаны с кружевами на уровне колена. И так далее».
Я ее сразу зауважала. Потому что сама хожу дома бог знает в чем: в старом дочерином платье, в шортах, оставшихся от бесславных посещений фитнес-клубов, в спортивных штанах того же происхождения. В мужских обширных свитерах, неизвестно откуда приблудившихся, в футболках большого размера с надписями, в нарядных ночных рубашках даже. А что? Есть у меня одна такая, пестрая, на лямках и с разрезом до начала бедра.
«Ой, - девочка-журналист хлопнула меня ладонью по колену, - а тут я как-то навестила дома нашу… - и девочка назвала имя своей коллеги, известной новогазетинской работницы, - так она! Вышла мне навстречу в солдатской гимнастерке, без ремня».
И вот так мы прекрасно беседовали. Понятно, что никакой редактор корреспондентской сети не стал бы со мной обсуждать солдатские гимнастёрки в роли пеньюаров. Как я в Москве человек неместный, то постоянно побираюсь электричеством для телефона и лишним ноутбуком для просмотра почты. Вот и у девочки-журналистки испросила позволения мгновенно глянуть, о чем там шумят абоненты в письмах. Она по-доброму не отказала. Пользуясь случаем, я решила проверить одну цитату – строки Марины Цветаевой «ангел демоноподобный - долг, небесный часовой, белый памятник надгробный на моей груди живой», кстати, такого стихотворения «яндекс» не обнаружил. Какую мысль я хотела тогда подкрепить цитатой, уже не помню. Очевидно, объясняла, почему не всегда могу пойти в ночной клуб и круто тусовать, жонглируя пылающими коктейлями. Стихотворения не нашла, мысль не подкрепила, с благодарностью вернула компьютер девочке-журналисту, и мы расстались до будущего утра, на которое был назначен великолепный корпоративный выезд на теплоходе по реке Москве.
Лил дождь. Девочка-журналист выглядела мало того, что мокрой, так еще и ужасно напуганной. Её голос дрожал и срывался на хриплый стон. Она шумно глотнула минеральной воды, и нашла в себе силы говорить: «Наташа, - сказала она скорбно и медленно, - все плохо. Все очень плохо. Я - конченый человек. Вчера я получила тайный знак судьбы. Стоило нам с тобой шутливо поболтать о трупах в халатах и белых тапках, как я получила тайный знак. Дни мои сочтены».
Оказалось, что открыв свой электронный почтовый ящик, офис-менеджер обнаружила много-много задорных объявлений типа: «Гранитный цех Невзорово. Изготовление памятников и надгробий. Низкие цены при высоком качестве», «Памятники из натурального камня. Большой выбор форм. Изготовление на заказ», «Только до 1 сентября. Скидка на элитные гробы пятьдесят процентов» и так далее. Что и приняла за тайный знак судьбы. А это была всего лишь контекстная реклама насчет Марины Цветаевой и ее долга, небесного часового. О чем я немедленно и оповестила девочку-журналиста. Она страшно обрадовалась, сразу же выкинула подальше минеральную воду, потянулась за красным сухим вином и закусила кинзой, завернутой в лаваш.
Тут притча логически заканчивается, и читатели вольны в выборе морали. Мне-то вот кажется, что любую сложность и непонятность можно объяснить простейшим образом, только важно обратиться по адресу и думать в нужном направлении. Как это сделать – не знаю, а я и не обещала. Я только притчу могу. В чем и подписуюсь.
Наталья Фомина
