«Славная бекеша у Ивана Ивановича! Отличнейшая!» — подумала я, с удовольствием рассматривая пальто Зураба Церетели, и успокоилась.
Спросите: а чего раньше беспокоилась? Да как же, как же не беспокоиться, если два года тому назад, прогуливаясь по Москве, я чуть не лишилась дара речи, уткнувшись при выходе из сквера на Большую Грузинскую на парочку гигантских клоунов, торчащих прямо из стены здания напротив. Идиотски осклабившись, клоуны — что они, собственно, делали? — ну да, торчали из стены. Это была мастерская Зураба Церетели, и с тех пор меня не оставляло желание увидеть, как выглядит вблизи человек, которому разрешено всё, включая порчу уютных улиц своими варварскими фантазиями. Если верить телевизору, это был добрый толстенький грузинский дедушка, по которому в жизни не скажешь, что он на такое способен. Но увидев на открытии памятника дяде Стёпе Зураба Церетели в добротном пальто и красном кашне, я, наконец, успокоилась: этот может — и клоунов, и дядю Стёпу, и нас с вами, если потребуется.
Ах, какое пальто! Как же оно выделялось даже на фоне хорошо упакованных по сезону жителей нашего не самого нищего города, это пальто из натурального твида в ёлочку! Как диссонировал этот благородный пепельный оттенок с пятьюдесятью оттенками серых пуховиков и капюшонов! Словно элегантный «Боинг» из-за ошибки диспетчера приземлился на одну взлётно-посадочную полосу с выводком тщедушных «кукурузников».
Оно примирило меня с окаянным дядей Стёпой, это пальто. Всё хорошо, всё правильно, всё так и должно быть, аминь. Этот жуткий голем, расколовший милицейской фуражкой небо над Ленинградской, больше не пугает, как те разукрашенные клоуны с дикими ухмылками, а просто смешит. Что, собственно, от них от всех и требуется, в конце концов, не так ли? Чтобы они нас просто смешили, все эти бурлаки, похожие на шоколадных сусликов, неприкаянный товарищ Сухов, которого воткнули без долгих объяснений туда, куда приспичило авторам проекта, карикатурный Деточкин, обдуваемый семью ветрами на Привокзальной площади, лошадь Засекина, под чьим хвостом какой-то остряк распорядился приколотить табличку с надписью, — словом, морок всей этой кондовой стилистики а ля «Рабочий и колхозница», от которого прежде хотелось кричать голодной выпью и в панике бежать из города на волю в пампасы, наконец-то рассеялся от одного-единственного взгляда на пальто Зураба Церетели.
Всё тлен, как принято писать в соцсетях. Церетели просто шутит. Ведь человек в таком чудесном пальто не может всерьёз втыкать клоунов в стены домов и ваять милиционеров с руками длиннее ног.
Кто не шутит, так это Александр Хинштейн, чьими депутатскими чаяниями наш город сделался утыкан скульптурами, словно дикобраз — иголками. Своей тонкой женской интуицией я чувствую в этом человеке неистребимую скорбь. Хотя, казалось бы, откуда? На Хинштейна ведь тоже смотреть одно загляденье: молод, крепок, румян, и потому для меня загадка — откуда у парня испанская грусть? То есть откуда у такого крепыша, у мужчины в самом расцвете сил это увлечение монументами, наводящее на погребальные мысли о вечности?
Ну ладно — Церетели, тот скульптор по призванию, и можно до морковкиного заговенья спорить о том, плохи ли все эти его шуты да клоуны или хороши, но ему деваться некуда: Бог велел творить, так прямо и шепнул при рождении, постучав острым ногтем по маковке — Зурабушка, не просиживай штаны попусту, как подрастёшь, хватай тесак, вырубай своих идолов из камня! Вот он и творит, послушно повинуясь диктатуре. Но Александр Хинштейн, депутат наш активный и неугомонный, не обознался ли он с выбором профессии, думаю я.
Когда цветущий мужчина демонстрирует мрачноватую страсть к установке памятников, наводящую на сумрачные мысли о загробном мире, это порождает встречные предположения. О том, например, что таким образом он сублимирует свои детские грёзы о должности ритуального агента или директора кладбища. И ничего из ряда вон выходящего в таких мечтах я не вижу: ведь бывает же такое, что с виду никак не скажешь, а в душе у человека стая чёрного воронья жёсткими крылами хлопает. Тогда уж куда лучше поддаться судьбе и перестать уродовать город, избрав для воплощения своих перформансов локальную территорию какого-нибудь запущенного кладбища. Там-то любые проекты по части установки памятников можно реализовывать намного плодотворнее, используя мотивы с флорой, фауной и ангелочками. А главное — никто даже слова критики не пикнет и даже напротив, людская благодарность, которой так жаждут все народные избранники, польётся рекой (отчего-то захотелось добавить «Стиксом», но не стану, не стану!).
А Зураб Церетели в его дивном, поистине дивном пальто, я уверена, всегда поможет. «Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши!».
Екатерина Спиваковская
Фото Андрея Савельева
