Когда героя наших публикаций и сюжетов программы «Взгляд» майора Вячеслава Измайлова выкинули из армии, он пришел в «Новую» и сказал: «Хочу освобождать пленных и заложников. Я умею это делать».

Мы знали Измайлова еще до Чечни. Офицер, прошедший Афганистан, он попал на тихую должность — в военкомат, когда же началась чеченская война, отказался отправлять на бойню мальчишек. Сказал: «Отправляйте меня».

В Чечне отвечал за обмен пленными и телами погибших. Много раз — один, с единственным патроном (для себя), ходил на переговоры с боевиками. Спасал, спасал, спасал…

Вывел из окружения штаб — боевики, увидев его на БРДМ, без оружия и головного убора, передавали по рации: «В лысого не стрелять — это Измайлов. Пропустите».

Его хотели убить — свои генералы, слишком мешал, потому что не мог смириться с любой несправедливостью. Потом — чеченские бандиты, потому что ломал их бизнес на заложниках.

Он действительно умел освобождать, потому что — переговорщик от Бога и, самое главное, — человек, который никогда не врет: ни своим, ни врагам.
 

Так в «Новой газете» началась акция «Забытый полк». Полк, потому что, по подсчетам начальника отдела розыска Министерства обороны полковника Виталия Бенчарского, без вести пропавшими в ходе двух чеченских кампаний числилось порядка 1200 военнослужащих. Но были еще и гражданские, которых захватывали в надежде на выкуп.

С 1996 по 2001 год майор Измайлов освободил из плена более 170 человек — точно он и сам не помнит: «Не считал, некогда было». Ни за одного освобожденного он не заплатил ни копейки денег. Среди спасенных: солдаты и офицеры, дети, подданные других государств, гражданские специалисты, журналисты, солдатские матери… Работал в сотрудничестве с комиссией Минобороны, в которой работали Виталий Бенчарский и Вячеслав Пилипенко, и с заместителем генерального прокурора Михаилом Борисовичем Катышевым — без них, говорит, ничего бы не получилось.

И это абсолютная правда, но правда и в том, что ничего бы не получилось без этого низенького, круглого, лысого, смешливого, общительного, отчаянно отважного, умного и — по необходимости — жесткого человека, который уезжал в командировку на войну без чемодана и сумки — необходимыми вещами были забиты безразмерные карманы старой кожаной куртки. За ним охотились в Чечне, в Ингушетии, в Москве, а Измайлов, уезжая в очередную командировку, говорил нам в редакции: «Если я попаду в заложники — меня не освобождать за деньги!»

Редакция «Новой газеты»

«Еще спрашивают: как такое можно пережить?»

Светлана Ивановна Кузьмина — последний человек, которого смог вытащить из чеченского плена Вячеслав Измайлов. «Новая газета» от 09.08.2001: «Освобождение Светланы Ивановны Кузьминой было проведено без денег. Под гарантии автора этих строк, что будет осуществлена наша помощь в освобождении после завершения следствия и суда над Лече Исламовым по кличке Борода, проходящего по делу «об участии в незаконных вооруженных формированиях». Светлана Кузьмина являлась учредителем комитета «Чечня» области, она — автор книги «Два года в аду». Про свою книгу говорит так: «Написана нежно и ласково, потому что в то время я просто не захотела пугать людей».

Светлана Кузьмина рассказывает:

— Сейчас я в комитете «Чечня» не состою и являюсь членом только комитета «Боевое братство». Комитет «Чечня» был создан 20 лет назад, во время первой чеченской кампании; тогда его председателем была Надежда Чегодаева. Это с ней мы поехали в июне 1999-го выручать ребят, которые попали в плен. Сейчас комитет возглавляет Светлана Сидоренко, и, к моему сожалению, меня на какие-то заседания, юбилеи и просто поучаствовать в деятельности комитета не приглашают. Почему? Для меня это загадка. Вообще, на мой взгляд, сейчас все эти общественные организации становятся номинальными, в одной Самаре действуют 18 ветеранских комитетов, соперничают друг с другом, вместо того чтобы сплотиться и делать общее дело.

Люди, прошедшие через войну, они все немного другие. Травмированы и физически, и психологически. И это навсегда.

Сейчас я ни в каких партиях не состою, потому что не вижу в них никакого смысла. И толка. Впрочем, объединяться в какие-то общественные организации, по-видимому, все же надо, потому что только так можно воздействовать на власть. Одиночку никто не услышит.

В плену я провела два года и полтора месяца; муж меня не дождался. Не выдержал двух лет моего отсутствия, неизвестности, очевидно, в другой женщине он искал успокоения, и даже его нашел. После всего он предлагал мне «дружить семьями», но это было невозможно. Невозможно иметь хоть какие-то отношения с человеком, который оставил меня без всякой поддержки и участия именно в тот момент, когда я так остро в этом нуждалась, — после плена.

В дальнейшем я не осталась одна, вышла замуж за человека, с которым меня связала судьба. Это военный, отставник, мы и сейчас вместе. Есть сын и дочь, внук и внучка, все как у людей. Внучка родилась в 2000 году, когда я была в плену, и до освобождения я ничего не знала о ее существовании.

Меня часто спрашивают: а что было самое страшное в плену? Я отвечаю: все. Было страшным все. И бомбежка, и перестрелки, и издевательства боевиков. Всегда было очень страшно. И я не знаю, что страшнее — свист падающей бомбы или осознание того, что в любую минуту боевик может тебя убить, живьем закопать в землю и сделать что угодно. Голод был страшенный. Дикие боли от воспаления поджелудочной железы. Не выпускали в туалет — только ночью, если найдется кто погуманней, то давали возможность. Но и это все не так страшно, как безысходность и неизвестность. Когда преступника сажают в тюрьму, он знает, что хоть через пятнадцать лет, но он выйдет на волю. А в чеченском плену два года и полтора месяца я не знала, спасут ли меня. Ищут ли вообще. Чувствуешь себя обреченным. В любой другой ситуации, самой тяжелой — болезнь, горе в семье — у человека есть луч надежды. И за это можно держаться. Два года и полтора месяца никакого лучика у меня не было.

Еще спрашивают: как такое можно пережить? А многие и не переживали, сходили с ума. Скажу про себя: я воображала, что сама нахожусь за стеклом, и все происходит будто бы там, снаружи. Силой воли заставляла себя не думать о том, что каждую минуту может случиться что угодно — смерть, позор. От дичайших болей в поджелудочной вылечила себя подорожником, от страха — вот этим стеклом.

В Бога у меня веры не было, как у человека советского воспитания; когда я попыталась найти поддержку у пленных-мужчин, то с ужасом поняла, что ничего подобного я не дождусь и что они, напротив, готовы выживать за мой счет. Никто из нас не знает, кем он будет в критической ситуации — героем или подлецом.

В 2007 году я летала в Чечню с журналистами НТВ, для съемки фильма о чеченских пленниках. И мне есть с чем сравнивать — я видела эти города разрушенными, дороги — разбитыми, и я вижу, как много вложено в восстановление республики. И пусть будет лучше так, такое равновесие, чем драчки, слезы и кровь.

Наталья ФОМИНА,
«Новая газета» №139 от 10 декабря 2014 г.