11 марта 2010 года сотрудницы конной милиции Лидия Котова и Татьяна Терехина остановили программиста и бывшего депутата гордумы Георгия Кутузова и пытались препроводить его в участок, пристегнув наручниками к стремени лошади.

Среагировав на сигнал встречного автомобиля, лошадь метнулась, от рывка Кутузов упал лошади под ноги, лошадь испугалась, вздыбилась и, ударив Кутузова копытом, понесла. Тащила по обледенелому асфальту до тех пор, пока не оборвалось стремя, к которому человек был пристегнут. С полученными в результате этого травмами Кутузов был доставлен в больницу.

Поначалу случившееся квалифицировали как несчастный случай. А сам Георгий Кутузов оказался под следствием. Изувеченному человеку инкриминировали нападение на милицейских работников. Лишь после смерти Кутузова реабилитировали, а умер он через два месяца после инцидента. Проведенная год спустя эксгумация показала, что смерть спровоцировала травма головного мозга, полученная Кутузовым 11. 03. 2010.

Четыре года лишения свободы условно - такое наказание получила кавалеристка, последствиями действий которой стала гибель человека. Мать погибшего сочла приговор неоправданно мягким, продолжает начатую два года назад борьбу и в преддверии очередного судебного разбирательства дала интервью «Парку Гагарина».

- Полина Андреевна, как вы узнали о том, что случилось 11 марта?

- Внук позвонил. Помчалась в больницу. Там уже были дочка моя и жена Георгия. Сначала мы дежурили у дверей реанимации. На сына страшно было смотреть. Опухшее, черно - синего цвета лицо... Потом его в бессознательном состонии перевезли в палату. Сделали укол против летального исхода. Реакция - как при эпилепсии. Я Георгия за плечи к койке прижала и кричу врачу: «Держите за ноги, держите, чтоб не бился!» Утих. И, представьте себе, утром проснулся в памяти. Интервью дал Лиле Зайцевой с «Терры». Через несколько дней потихонечку начал вставать. Я перекрестилась. Думаю: «Слава тебе, Господи, хоть не задеты основные мозговые центры». Но томографию мы все-таки сделали. На территории больницы лечебно- диагностический центр, и мы буквально на третий или четвертый день на колясочке его в этот центр отвезли. Нам заключение дали: «Картина наиболее вероятного контузионного очага (то есть ушиб ) в правой затылочной доле с геморрагическим пропитыванием (то есть, кровоизлиянием)». Я копию - в ординаторскую. Врачи томографию дня через три повторили. В железнодорожной больнице. Тот же результат. Но, несмотря на это, состояние сына считали стабильным и неопасным, кроме глицина, пирацетама и винпоцетина никаких лекарств не давали, подержали, сколько у них там положено, и выписали на амбулаторное долечивание. А в поликлинике ведь вообще ничего не могут делать, кроме как обследовать. Ну, терапевт и обследовала, нашла у него воспаление легких (это были ушибы), начала лечить и одновременно передала Георгия невропатологу. Невропатолог выписывает кучу лекарств, которые я на свою пенсию покупаю, и начинаю давать. Кроме психотропных. Я немножко латынь читаю - немецкий учила, и психотропные не даю. А врачи поликлиники глядят - живой, ходит (я его в больницу сама сопровождала, глядела, чтобы ни в коем случае не оступился), ну и пишут в карточке:состояние удовлетворительное. А 22 мая он на моих руках умирает. Двух месяцнв не пробюллетенил. И все это время находился под следствием. Против него же дело хотели сфабриковать. Хотя я, когда сын еще в больнице был, в прокуратуру заявление отнесла. Прокурор дежурная оторопела. «Десять лет, - говорит, - работаю - такого не слышала». Я в заявлении этом просила рассмотреть обстоятельства происшедшего и принять меры. А через день еще и к Матвееву пошла. В палате, куда Георгия из реанимации перевели, мужчина лежал и говорит: «Есть один депутат, который поможет - вам надо к нему». Пришла, рассказала о своей беде. Матвеев спрашивает: «Вы разрешаете мне действовать так, как я считаю нужным?» Я говорю: «Полностью вам доверяю». Он выложил информацию в интернете, ну и завертелось.

- А что же прокуратура?

-Спустили мое заявление через семь дней в следственный комитет Промышленного района, и когда следователь милицию опросил, начали концы в воду прятать. Состряпали на Георгия ложный донос...

- Что он был нетрезв?..

-Да никто и не возражал, что он был нетрезв. Там речь шла об оскорблении милицейских работников. Возбудили на сына уголовное дело. Следователь начал его на допрос вызывать. А я звоню ему и говорю: «Дело будете со мной иметь, потому что сын мой в таком состоянии, при котором допрашивать закон запрещает». Следователь - в поликлинику. Но главврач повела себя юридически грамотно. «Больной, - сказала следователю, - в тяжелом состоянии, выпишем, тогда и будете с ним дело иметь». А история-то уже огласку приобрела. Газеты пишут, телевизор показывает, а в интернете - перепалка . Какой-то майор говорит, что Кутузов сам лошадь на себя завалил.

- Сын читал?

- Ну, конечно. Один глаз у него уже не видел, так он его рукой прикроет и другим смотрит. А я прийду, он - мне: «Что они какую-то чушь тут пишут?» - «Хотят, - говорю, - оправдаться». А он: «Мам, неужели правда меня будут судить?» Обниму его за плечи, говорю: «Сынок, ну неужели ты думаешь, я позволю тебя судить? Не за что же судить?» Но смотрю, он все мрачней и мрачней делается. А потом как -то раз и говорит: «Мам, а я, наверно, умру». Я ему: «Ну что ты! Что ты! Посмотри на меня: столько лет болею (в результате врачебной ошибки П.А. Кутузова стала инвалидом - ред. ), а живу!» - «Нет, мам, мне кажется, я умру»...Не дай бог, никому услышать от сына такое... Ну, а эти крутили-вертели - дело не выгорает. А тут уже митинги и пикеты в защиту сына начались. Матвеев мне адвоката нашел, а я еще и у Скуповой побывала. Исключительно порядочная женщина. Приказать она, конечно, не может, но то, что взяла дело под контроль, помешало им беспредельничать. Хотя сын так и умер подследственным. А на Котову дело только через год завели. Затягивали и затягивали. На измор брали. Я написала президенту. Путину тоже написала. Не ответил. А канцелярия президента ответила - работает лучше, чем аппарат премьера.

- И что же было в ответе канцелярии?

-Они Быстрыкину дали команду, чтоб разобрался. Я ему тоже, между прочим, писала. Мое письмо - это, конечно, 0,3 процента значимости. А вот то, что к Бастрыкину Лукин (Владимир Лукин — Уполномоченный по правм человека в РФ - ред.) пошел по сигналу Скуповой — это, конечно, здорово помогло. Скупова специально на встречу с Лукиным в Москву ездила. Ну, а сразу после смерти Георгия нас в передачу к Малахову пригласили. Называлась передача «Всадник без головы». Ой, какой резонанс был!

- От милиции кто-то участвовал в передаче?

- Только наша сторона. Так вот, только после этого всего и завели дело на Котову и Терехину. Но и тут начали тянуть. Начали следователей менять. Я вторично президенту написала. А Лиля Зайцева обошла известных самарских людей, и они поставили свои подписи под этим письмом. Профессора, юристы.

- Да, здорово она вам помогла.

- Не то слово! Они же вместе с Гениной из «Комсомолки» свое расследование провели. Да так всех этих силовиков прижали своей логикой и аргументами! Свидетелей нашли. Я сама по подъездам объявления развешивала с просьбой откликнуться. И люди пошли. Я им так благодарна! Судов-то ведь много было, и на каждый они приходили. Ну и тем, кто на митинги и пикеты выходил, низкий от меня и всей нашей семьи поклон. И Гениной, и Зайцевой кланяюсь. Лиля, между прочим, теперь у Малахова. Но меня не забывает - звонит. Если б не все эти люди, замяли бы дело. Я во втором письме к президенту так и написала: цель у силовиков одна - развалить дело и уйти от ответственности. Ну и вот только после второго письма и началась нормальная, я считаю, работа. Дело вела следователь по особо важным делам из Новгорода. Безрукова, подполковник. Она, когда первый раз в Самару приехала, то тут же, часов в девять вечера, ко мне пришла. Долго мы с ней говорили, а утром вызывают в суд. И судья принимает решение провести эксгумацию. Я против была и написала протест. До председателя суда дошла - бесполезно. Но сейчас понимаю, что без эксгумации не удалось бы опровергнуть решение областного суда о том, что смерть не является результатом травмы, которую сын, получил при задержании.

- Приговор в отношении Котовой (четыре года условно - ред.) вас, как я читала в отчетах, не удовлетворил.

- Да не только я - все в шоке были! Прокурор требовала четыре года заключения, и весь процесс шел так, что никто и предположить не мог, что срок будет условным. Такое впечатление, что на судью кто-то надавил.

- Ну, не факт.

-А я и не утверждаю. Я говорю о том, что впечатление у меня такое сложилось. И, возможно, ошибочное, но иначе объяснить решение суда не могу.

- Котова просила у вас прощения?

- Клещами вытаскивали на суде.

- И что сказала?

- «Простите, я не хотела». Всадник без головы! Правильно Малахов передачу назвал. Насколько надо быть бестолковой, чтобы человека к лошади пристегнуть! Да и ради чего! Ради какой-то лычки? Ну и что она дает? Сто рублей прибавки? Председатель кассационного суда ее спрашивает: «Зачем вы его задержали? Он что-нибудь незаконное сделал?» Молчит. «Так зачем же вы его задержали?» - повторяет судья вопрос. «Хотела отвести проверить на предмет выпитого». - « А зачем это вам надо было?» Опять молчит. Всадник без головы! Но я, знаете, чего понять не могу? Ну сделала Котова глупость, но зачем милицейскому начальству надо было изувеченного человека добивать, возбудив против него уголовное дело?

- Честь мундира?

- Это ложное представление о чести мундира! Скупова как-то нас к себе пригласила. Меня, Андрея Соколова, нашего адвоката, журналистов и Кузьмина (Вячеслав Кузьмин - тогда первый заместитель начальника ГУВД области — ред.). Прямо перед тем, как ему на другую работу уйти. И вот там он у меня попросил прощения. «Прошу, - сказал, - прощения за все случившееся». А я его спрашиваю: «Это вы как говорите? Как человек или по долгу службы? Как человека, - говорю, - я вас понимаю, и извинения ваши принимаю. Как должностное лицо простить не могу». Он: «Я не знал». - «Какой же тогда, - говорю, - вы работник? Ведь я же телеграмму Нургалиеву дала, и эта телеграмма через день в Самару вернулась. В УВД, и вы не могли о ней не знать, потому что вместо начальника там тогда были, и как руководителю вам приходилось документы расписывать. Не могли вы не знать! И вообще, - говорю,- что у вас за система? Правоохранительные органы должны людей охранять, а вы, если не убиваете, то калечите. Народ вас ненавидит!»

- А мать Котовой с вами не говорила?

-Домой ко мне пришла. На площадке лифтовой ожидала. Cоседка говорит: «Теть Поль, тебя какая-то женщина давно ожидает». Сморю и вправду стоит. «Вы, -говорю, - кто ?» - «Я — Котова». - «Ну и чего вы хотите?» - «Я хочу, чтобы вы не сажали ее в тюрьму».

- В ноги не падала?

- Она так сказала: «Пожалуйста, не сажайте ее». Я говорю: «А вы мне сына вернете? Вы можете мне сына вернуть?!» Она молчит. Потом: «Ну, пожалуйста. Я прошу вас: не сажайте ее в тюрьму». Я только сказала: «Суд определит. А я вам не судья». Развернулась и пошла.

- 5 марта у вас новый суд.

- По возмещению морального вреда. УВД ведь опротестовало решение о компенсации. Но суд будет не 5-го - перенесли. На какое число, пока не знаю. Но скажу вам, что сил уже почти не осталось. Два года ведь все это тянется. А 5-го у меня, между прочим, день рождения. 78 лет. И вот я думаю: все ли в жизни правильно делала? Почему выпала на мою долю такая судьба? И, главное, от кого я получила удар? От государства, на благо которого всю жизнь честно работала и которому воспитала двух порядочных и полезных людей - сына и дочь. И вот уже сына лишилась. И внучка без образования. Отчислили из академии за неуплату. А отца, который мог бы ей помочь получить профессию, у нее нет. Уничтожили ее отца. И мало того, что уничтожили, так еще из могилы вытащили и распотрошили. И для чего?

Светлана Внукова