В субботу с утра в малом зале театра Оперы и балета рабочий беспорядок: сюда стащены сундуки с реквизитом, беспорядочно расставлены вдоль окон стулья.

У рояля с бутафорскими фруктами на крышке, меня уже ждет солист оперы Василий Святкин, с которым мы договорились об интервью. Через несколько минут подтягиваются его коллеги. Репетируют один из лучших образцов «легкого» жанра, оперетту «Летучая мышь». В январе ее покажут только один раз. Василий Николаевич в ней поет партию князя Орловского. Яркий, полнозвучный, Святкин гремит на весь зал…

Солистам нужно успеть «прогнать» первое и второе действия. Долгожданный перерыв, и мы перемещаемся по длинным коридорам обновленного театра в гримёрку. «Не обжито у вас тут как-то, чисто слишком», - говорю. «Потихоньку стены обживаем. Года полтора-три нужно, чтобы душу вдохнуть в театр. Пытаемся сохранить атмосферу», - отвечает Василий Николаевич. «Я о преемственности поколений. Мне хорошо помнится тот театр, до реконструкции. С нашими ветеранами – Семеном Касаткиным, Надеждой Ильвес, Татьяной Протопоповой, Владимиром Киселевым… Звезды советской оперы, когда к нам приезжали, удивлялись и завидовали нашим теплым отношениям», - вспоминает Святкин.

Василия Николаевича пригласили в Оперный в 1993 году. Оперы Святкин слушал с детства, и о карьере музыкальной не то что мечтал, был уверен – это его призвание. «После окончания школы поехал поступать в консерваторию, а там - долгая запутанная история, не поступил. Потом – год в техническом училище, четыре месяца на новокуйбышевском НПЗ, армия, исторический факультет пединститута, после которого начал работать учителем истории в новокуйбышевской школе № 15. И все это время пел. «И как-то в 1989 году вызывают меня в Городской отдел народного образования. Василий Николаевич, говорят, две школы без директоров. Я выбрал 16-ю», - говорит бывший директор и нынешний солист в одном лице. А на сцене театра он оказался вот как. Александр Пахомов, чье имя теперь носит новокуйбышевская хоровая капелла «Аура», готовил «Реквием» Верди. В апреле 1993 года исполняли его в филармонии вместе с симфоническим оркестром. Святкин пел сольную басовую партию. Его заметили режиссер Борис Рябикин и дирижер Владимир Коваленко, пригласили в труппу театра. «На сцене нужно петь, а не диплом показывать», - ответил Рябикин на замечания тех, кто упрекал Василия Святкина в отсутствии высшего музыкального образования.

- Родители как на ваш выбор отреагировали?

- Нормально отреагировали. Папа у меня газоэлектросварщиком был, первым в Новокуйбышевске из рабочих за заслуги трехкомнатную квартиру получил. А мама – библиотекарем. Детей четверо. И пели все, все с голосами. Отцу дед вообще аккордеон трофейный подарил. Тот ходил на немецкие трофейные фильмы, песни на слух подбирал.

- Вы сейчас в академии культуры преподаете. Кроме основного своего предмета молодым артистам о чем рассказываете?

- Да я еще когда в школе работал, говорил детям о жизни. Как учили меня мои дед с бабкой и родители. Делай, что хочешь, но помни об ответственности. Хочешь поехать поступать в консерваторию? Езжай, но потом не жалуйся.

- Об ответственности. В прошлом году, когда готовили «Князя Игоря», какие-то особенные эмоции испытывали? Все же театр после долгого перерыва открывался, и постановка новая…

- Мы-то, артисты, больше других этого ждали. Чудо какое-то, что труппа за эти четыре года не развалилась. Ведь если человек не работает в нужном ритме, то просто форму теряет. А два-три концерта в месяц где-нибудь в Дзержинке – это несерьезно. Было очень приятно, что работа наконец пошла. Тем более «Князя Игоря» у нас ставил Юрий Александров. Это режиссер высочайшего уровня, удивительной музыкальности. Из пальца ничего не высасывает, все быстро и четко делает. И с ним не устаешь.

- В «Новой опере» вы тоже с Александровым работали?

- С ним, но «Игорь» там ставился другой, трагедийный, в отличие от нашего. Светлого, радостного. Но всегда он через сердце все пропускает. Не просто диктует, как руку поставить и куда голову повернуть.

- С какими режиссерами на подобном уровне работалось?

- Так же интересно было, когда мы ставили «Видения Иоанна Грозного» с Ростроповичем и Стуруа (мировая премьера оперы Слонимского «Видения Иоанна Грозного» - прим.автора). Роберт Робертович – драматический режиссер. И хотя музыка Слонимского очень сложная, Стуруа выверил все четко и логично.

- Когда вот так быстро спектакль ставится, работается сложнее?

- Наоборот, не успеваешь уставать от топтания на одном месте. Отрепетировали – и сразу дальше пошли.

- График плотный и без того, а вы еще и в капелле петь успеваете.

- Что значит успеваю? Это мой родной коллектив. Все-таки уже 35 лет там… Просто время свое нужно рационально использовать. Творческая жизнь у певца короткая, поэтому поторопиться нужно.

- А вы раньше, если не вру, басом были. На баритона переучиваться пришлось?

- Нет, басом я никогда не был. Диапазон позволял иногда и басовые партии исполнять. В «Гамлете» Слонимского партия Старого могильщика, например. Князь Игорь, Онегин, Амонасро в «Аиде» - это все баритоновые.

- Сегодня вы репетируете «Летучую мышь». Над опереттой проще работать, чем над оперой?

- До этого я уже пел в комических операх «Viva La Mamma» и «Любовный напиток» Доницетти. А вообще я со сказок начинал. И Дровосеком был, и Гудвином… Не главное, какой жанр, главное, повторюсь, чтобы интересно было.

- А бывало так, что неинтересно?

- Бывало. Мне не интересно с режиссером, который разговаривает с тобой, как с роботом. Когда спрашиваешь у него, почему в музыке написано одно, а тебя заставляют делать другое, а он тебе отвечает – не твое дело. Это через силу получается. Во всем нужна душа… Классическую оперу нужно ставить так, как в оригинале написано. А переносить классику в современность, «Аиду», к примеру, в фашистские времена, и на декорациях свастику рисовать – это уже слишком… Я приверженец классической оперы. Свою работу очень люблю, да я с детства о ней мечтал. И где бы ни пел, делаю это с удовольствием. И практически без выходных.

Нина Ванина