Если вы читаете по-русски, то знайте, что скоро должны будете забрать меня отсюда к себе в Таджикистан (Узбекистан) и без устали служить, потому что я во всех местах, где бы ни появилась, вместо того, чтобы горячо любить свою родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий ленин, горячо отстаиваю ваши интересы. В самых неожиданных местах

 

К примеру, на дне рождения бывшей свекрови в присутствии самых близких людей: деверя-алкоголика, восемнадцатилетнего пасынка и его девушки, учащейся индустриально-педагогического техникума, я не оставила вас и боролась, и созидала. А чего я попала на день рожденья бывшей свекрови – это не совсем понятно. Тут даже не подходит глагол «попала», тут больше подойдет глагол «обнаружила». Обнаружила себя. Иногда так бывает: только начнешь строгую диету, как обнаруживаешь себя в макдональдсе, жадно поедающей картофель-фри. Или: будучи примерным мужем, обнаруживаешь себя в гольф-почему-то-клубе, в обнимку с семнадцатилетней подавательницей мячей. Примеров множество! Так вот и я.

Внезапно оказалась за щедро накрытым праздничным столом. Телевизор транслировал хоккейный матч. Радиоприемник был настроен на частоту «Радио-дача». Восемнадцатилетний пасынок левой рукой доел истекающий соком мант, правой обнял свою индустриально-педагогическую подругу и сказал:

- У Кати, конечно, круто в колледже, но черных много. Родной речи не услышишь, - в его голосе зазвенела высокая тоска.

Я сдержалась. Помолчу, думаю. Они и перестанут. А то бывшая свекровь стол метала, салаты резала. Мясо по-французски жарила, холодец из ножек быка морозила. Но пасынок не унимался.

- Приезжают к нам в Россию, - говорил он обидчиво, - и образование за наш счет получают. Русских вытесняют узбеки! А то и кто похуже. Вытесняют.

- Куда тебя-то вытеснили? - спросила я мирно.

- Пока никуда, - с вызовом ответил пасынок, - но все впереди. Вряд ли вам это нравится! Невозможно же переносить! Их возрастающее влияние.

- А как на тебя влияют узбеки? - уточнила я, - просто интересно. Вот идешь ты, такой, по улице. А тут – раз, и узбек. И как начнет влиять!

- Ннну, - чуть растерялся пасынок, - так и влияют. Обыкновенно. Танцуют свою лезгинку, например. Под стенами Кремля.

- Древнего Кремля, - сказала девушка. Наверное, любительница ретро-песен.

- Узбеки? – переспросила я. – Да, это известный узбекский танец. Наряду с тарантеллой.

Пасынок сыто моргнул. Скушал еще мантов.

- Или даги! – выкрикнул потом.

- Что? – сказала я. Разговор не был интересным. Я знала, что последует сейчас. И угадала.

- Приезжают к нам в Россию! – пасынок обнял свою девушку еще и левой рукой. Будто бы защищая от пяти вагонов дагестанцев. Приехавших к нам, в Россию.

- Откуда, - сказала я.

- Из Дагестана, - сказал пасынок с улыбкой, - ясное дело. Не из Лондона, ха-ха.

- Дагестан – это часть России, – скучливо сказала я. – У тебя вроде бы география была в школьной программе. Или таджики выкрали карту? С узбеками.

Посмотрела на бывшую свекровь. Разговор за праздничным столом складывается как-то средне. Добрая свекровь расстроилась и решила поддержать родного внука.

- А и то правда, - сказала она, подперев щеку кулаком, - едут все. Рабочих мест лишают. Вон, все дворники – таджики. Ни одного русского парня! В дворниках. А так бы это славно – идешь, а русский дворник перед тобой снег чистит!

- Да, - веско сказал деверь–алкоголик, - да. Нет вариантов для русских парней!

И стукнул слегка кулаком по столу. Подпрыгнула соль в просторной хохломской плошке. Сорокалетний деверь-алкоголик, русский парень, знал, о чем говорил. Последний раз он был трудоустроен в мае 1999 года – сторожем на автостоянку. В дальнейшем этот холопский недуг, стремление к работе, он благополучно перерос. И теперь предпочитает столоваться у родителей, а для остального всегда можно продать что-то из предметов интерьера и кухонной утвари.

- Русские парни работать не очень хотят, - сказала я. – Особенно дворниками.

- Они не могут пробиться! – возмущенно икнул деверь. – Не могут пробиться в своей стране! Ррразвалили все к черрту! Понаехали тут!

Деверь заплакал. Свекровь утешила его рюмкой водки и порцией холодца с хреном. Я смотрела в стол.

- Россия для русских! – наконец, выкрикнул пасынок.

И его девушка тоже выкрикнула. Они обнялись и принялись раскачиваться, будто бы сидели вокруг костра и пели под гитару «Милая моя, солнышко лесное», все куплеты подряд.

Я помедлила. Промокнула губы салфеткой. Стенные часы пробили шесть. На улице закурлыкал заблудившийся грач. Голодные коты зимы орали в подъезде, требуя еды.

- В таком случае, - нежно сказала я, - Россия и не для тебя.

- Почему это? - пасынок даже обниматься перестал. Раскачиваться и подавно. Буквально руки опустил от неожиданности поворота.

- Так ты же наполовину украинец, - еще нежнее сказала я. – Мама твоя – известная украинка. А мы, русские националисты, может быть, сегодня против украинцев. Мы, русские националисты, такие переменчивые! – забывши про нежность, орала я. – Захотим и украинцев перестанем за своих держать!

Остановиться уже не могла. Вскочила из-за стола. Размахивала руками. Зеленая нарядная рубашка трещала на груди, роняя мелкие пуговицы. Свекровь спряталась за жаровней с французском мясом. Деверь-алкоголик придвинул к себе бутылку водки и в легкой задумчивости ее допил.

Наталья Фомина