Ничего, что я так культурно?

Короче говоря, обсуждайте вашего Путина, пока не надоест. А я больше не могу.

К тому же никакого отношения к Путину скандал с руководством журнала "Коммерсант-Власть" не имеет. Проблема лежит в чисто лингвистической сфере.

Простите такую категоричность: несмотря на то, что вот уже третий месяц я не могу отыскать свой диплом о высшем образовании, оно у меня филологическое. И если с политической ситуацией в нашей стране все и всегда ясно всем и каждому, то ситуацию с употреблением табуированной лексики оставьте, пожалуйста, специалистам.

То есть уркам и филологам. Остальных просим подвинуться.

Если бы меня, как филолога, спросили, чем, на мой взгляд, примечательна языковая среда России начала 21 века, я бы, не задумываясь, ответила: полной и окончательной победой обсценной лексики над нормальным человеческим языком.

Тут есть не только причина ханжески повсплескивать ручонками насчет погибели языка барышень с бестужевских курсов, но и хороший повод предаться ностальгии. Ведь даже в те времена, когда никто и не помнил, что за зверь такая - эта бестужевская барышня, мат был уделом избранных. Сейчас бы грубые современники назвали их неизящным словом "быдло". Я этот термин не люблю куда сильнее, чем все матерные выражения, вместе взятые. И даже не хочу знать, какой конкретный смысл каждый отдельно взятый индивид вкладывает в это существительное (имеющее, как всем давно известно, вполне ЛЕГИТИМНУЮ этимологию, лишенную оценочной окраски: "быдло" в переводе с польского - крупный рогатый скот).

Итак, ностальгия. Первое обсценное выражение, сказанное громко, без реверансов и в присутствии разнополой аудитории, я услышала в начале 90-х годов прошлого века, когда пришла работать в один самарский еженедельник. С говорящим названием "Культура". Мне было 23 года. До этого я один-единственный раз услышала нецензурное словцо, выданное каким-то подвыпившим пареньком в мой адрес на всю подворотню: была такая в доме на проспекте Ленина, 16. Впоследствии подворотню, громко именуемую "аркой", замуровали, а внутри оборудовали не то магазин, не то ресторан. Что бы там ни оборудовали, в любом случае размах этого строительства говорит нам о широте натуры советских проектировщиков: напрасно их ругали за экономику, которая должна быть экономной, если из одной арки в типовом кирпичном доме оказалось возможным отгрохать целый магазин.

У меня за спиной на момент трудоустройства в "Культуру" имелись шесть курсов университета, киноклуб "Ракурс", где творческая интеллигенция курила после просмотра фильмов в тамбуре ДК 4-ГПЗ (ныне штаб-квартира "СОКа") и ругательски ругалась на плохих режиссеров, и лекции по фольклору знаменитой Софьи Залмановны Агранович, которая обладала свойством сбивать спесь с любых чистоплюек, специально пришедших на филфак из любви к дистиллированным фразам наподобие "Воздух чист и прозрачен, как дыхание ребенка". При таком багаже напугать меня непечатным вариантом наименования мужского либо женского полового органа было невозможно. Напугало другое: после нескольких дней пребывания в редакции я вдруг обнаружила, что мат больше не режет мне слух.

Ленинским даром гениального предвидения я не обладаю, и прозреть, что спустя 20 лет моя френдлента в ЖЖ будет через три поста на четвертый являть мне жалкую пародию на неадаптированные сказки Афанасьева, которые с большим научным азартом рекомендовала читать Агранович, я, конечно же, тогда не могла.

Зато теперь я читаю свежую историю про Алишера Усманова и "Коммерсант-Власть" и раздумываю: отчего люди не летают? Я спрашиваю, отчего Алишер Усманов может уволить, кого захочет, а я не могу? Почему меня никто не наделил полномочиями физически истребить всех тинейджеров, которые матерятся за углом ближайшей школы? Почему мне нельзя взять и зарубить топором кассиршу в супермаркете, которая называет всех пожилых людей "старыми б***дями" за то, что те слишком долго копошатся в поисках нужной суммы?

Да потому и нельзя, что мат давным-давно никому не режет ни слух, ни - тем более - глаз. Для того, чтобы вы задержали свой взор на заборе, там должно быть нашкрябано что-нибудь необычное. Ну, например, "На холмах Грузии лежит ночная мгла". Вот тогда вы, проходя мимо этого забора, может, и призадумаетесь: что такое? какая мгла, какие холмЫ и почему не холмЫ, а хОлмы? что за поэтическая причуда?

А если там будет обозначен, как обычно, тот самый адрес, куда следует отправиться Путину, то скользнете вы по такому забору равнодушным взглядом, тяжко вздохнете и вспомните, как в старинной байке: "Тьфу, черт... яйца купить забыла". И все.

И никакого шока. Никакого гражданского негодования. А что? Все же матерятся.

Так что и причина конфликта в "Коммерсанте" – вовсе не подобострастие человеческое. Скандал с журналом возник не из-за неприкасаемой персоны премьер-министра и не из-за мелкого хулиганства руководства журнала. Просто кто-то вдруг встрепенулся и сказал: "Э-э.. нда... как-то вот... вообще-то... слово-то типа подзаборное... ну, хоть бы закрасили бы жирной полосой, народ бы и сам догадался... а так как-то того... неприлично". И пошло-поехало.

А вообще-то могли бы и не заметить. Лексика-то уже давным-давно не табуированная, скажите спасибо, что дикторы на ТВ сдерживаются.

Екатерина Спиваковская

Фото - "КоммерсантЪ"