Как большой специалист по части попыток улучшения мира, я нахожусь в недоумении, и уже давно

Если бы я верила в бога, у меня были бы основания назвать это ощущение богооставленностью. Но происходящее вокруг не оставляет мне шансов верить во что-то другое, кроме собственных душевных сил.

В прошлом году, когда после результатов выборов в Думу в народе вскипела ярость благородная, я сначала обрадовалась, а потом удивилась собственной радости. Что я слышала от своих друзей, когда рассказывала им о своих одиноких попытках улучшить этот мир? Всегда одну-единственную фразу, сказанную тоном почти соболезнующим: «Ты молодец, но у тебя все равно ничего не получится».

У тебя все равно ничего не получится, говорили они, когда я рассказывала о том, как вдалбливала теткам из паспортного стола, что их нудные требования предъявить каждую бумажку живьем и в трех экземплярах полярно расходятся с сообщением на их же сайте, где русским по белому написано о возможности пользоваться электронной почтой. У тебя все равно ничего не получится, говорили они, когда я отказалась – не без дрожи, признаюсь – класть деньги в услужливо оттопыренный карман анестезиологу и демонстративно пошла в больничную кассу. У тебя все равно ничего не получится, говорили они, когда я уговаривала соответствующие органы в порядке эксперимента принять моего особого ребенка в обычный детский сад. У тебя все равно ничего не получится, говорили они, когда я строчила свою претензию в книгу жалоб круглосуточной аптеки, где фармацевт отказалась выдать мне рецептурное средство, ссылаясь на то, что она «уже (в шесть часов вечера! – Е.С.) сдала сигнализацию». У тебя все равно ничего не получится, говорили они, когда я написала сначала одну, потом вторую, а потом и третью, и четвертую статью о хамстве в нашем почтовом отделении. И еще много-много раз я слышала это «У тебя все равно ничего не получится», сказанное так удрученно, что я мгновенно ощущала себя на панихиде по себе же самой.

Наверное, не надо было никому ничего говорить. Надо было просто в одиночку, как всегда, пытаться улучшить этот мир. Капля, в конце концов, камень точит. Но я думала, что меня окружают обычные люди, такие же простые смертные, как и я. Я надеялась, что кто-то из них однажды скажет: «Ты молодец», а дальше последует совсем не то, к чему я уже привыкла, как к сигналу своего мобильника, нет, дальше я услышу: «А давай вместе».

Но вокруг меня так и не нашлось простых смертных. Похоже, никому и никогда не хамили на почте. Никого не унижала грубая тетка в паспортном столе. Все без проблем покупали лекарства, что по рецепту, что без, в любое время суток. Никто – никто! – не сталкивался со взятками в больницах. Видимо, даже знакомые мамы с такими же особыми детьми, как моя дочка, не испытывали никаких проблем. Если бы я не знала всех этих людей так хорошо, я бы подумала, что у них даже зубы никогда не болят. Такие люди, конечно, и не подозревают, что такое больница в российской провинции. Можно было бы даже заподозрить, что все они сделаны из какого-то нанополимера, от которого отскакивает все плохое. Не исключено, что все они вообще бессмертны и неуязвимы.

На самом-то деле все жили и живут точно так же, как я, полной ложкой хлебая мелкие и крупные несправедливости. Проблемы со всем вышеперечисленным испытывали все без исключения, кому я рассказывала о своих мытарствах. Все горячо кивали и твердили что-то вроде «в нашей деревне был аналогичный случай». Все единодушно кляли «эту страну», вздыхали и под занавес вяло произносили: «Надо отсюда драпать и поскорее». После чего расходились, довольные собой и недовольные «этой страной».

Что же, все они драпанули? Или все-таки однажды присоединились ко мне и пошли войной на хамство и беззаконие? Ничего подобного. Никто никуда не драпанул. Все продолжали тихо бубнить, как плохо с нами повсюду обращаются. Ныли, но терпели. И все единодушно взбунтовались лишь после выборов в Думу. Как говаривали в лучшие для отечественного футбола времена, «Россия встала с колен».

Так уж и встала? Да, мы с вами хотим честных выборов. Да, мы требуем освободить невинно осужденных. Да, теперь у нас есть оппозиция, которую не по-детски прессует власть. Но посмотрите же на самих себя. Пока оппозиция сопротивляется «позиции», в том же паспортном столе та же тетка кроет вас на чем свет стоит только из-за того, что вы, сбившись со счета, предъявили ей не три ксерокопии своих документов, а только две. Тот же анестезиолог, игнорируя медицинский полис в ваших руках, липким шепотком намекает, что предоставит вашему ближнему импортный наркоз, если вы согласитесь на некоторую сделку, минуя официальную кассу. Тот же мрачный хаос на почте, та же дикая очередь в детские сады, я даже не говорю ни про какие эксперименты с инклюзивом для детей с проблемами развития – куда уж нам заботиться о калеках, если для здоровых места мало. Так где же все эти толпы возмущенных нас с вами, которые требуют не только легитимной власти, но и уважения к своей ежедневной и, между прочим, единственной жизни? Этих толп нет. Чертыхаясь, но не желая ввязываться в лишний конфликт, вы делаете третью, никому на самом деле не нужную копию документов, суете деньги врачу в карман, лебезите перед почтовыми работниками и тоскливо вздыхаете, надеясь, что и с детсадом как-нибудь удастся выкрутиться: заплатить кому надо, может… или еще как-нибудь…

Уже столько воды утекло с того дня, когда я восхищенно любовалась Болотной площадью на телеканале «Дождь», столько нового мы все узнали о самих себе, о точке невозврата, которой стала та самая фальсификация на тех самых выборах, столько новых лиц появилось в этой истории. А я все ломаю голову: как же так? Почему именно выборы повлекли за собой всплеск гражданской активности? Ведь масштаб нарушений на выборах, каким бы крупным он ни был, не идет ни в какое сравнение с беспределом в нашей ежедневной реальности. Почему ни одна из тех вполне осязаемых мелких и крупных обид со стороны разных зарвавшихся ничтожеств – в школах, в поликлиниках, в банках, на почте, в аптеке, в «пробке», да где нас только ни награждали этими незаслуженными оплеухами при ЛЮБОМ большом начальнике, будь то Брежнев, Горбачев, Ельцин или Путин, - почему эта оскорбительная рутина российского быта, затрагивающая все население, от младенцев в домах ребенка до брошеных стариков в интернатах, так и не вызвала даже намека на массовое негодование? И почему один человек, предпринявший попытку что-то изменить, всегда остается в этом своем тщедушном одиночестве, и максимум поддержки, которая ему причитается, - это дружеское похлопывание по плечу: «Ты молодец, но у тебя все равно ничего не получится»?

Екатерина Спиваковская