«Так странно, - написала мне подружка Варя из Израиля, - почему-то в этот раз почти никто из российских друзей не спрашивает, как мы тут. В прошлую войну все спрашивали, тревожились, а сейчас – почти никто. Надоели мы всем, наверное»

Я написала ей в утешение что-то сумбурное, малопонятное мне самой: мол, никто никому не надоел, просто кругом воцарилось то самое «скорбное бесчувствие», о котором был фильм Сокурова, помнишь? В ответ Варя прислала мне свежую порцию анекдотов из еврейской жизни.

Похоже, я вру не только дорогой израильской подружке, которая сразу после того письма написала мне, что идёт в убежище: сирена. Вру и самой себе, чтобы не признаваться в грустном: скорбное бесчувствие воцарилось тут не вчера и не между двумя последними обострениями арабо-израильского конфликта. Кажется, что давным-давно, а на самом деле так недавно, раз и навсегда расплевалась я со старым знакомым, который махнул рукой, глядя на портреты детей из Беслана: «А! Это же Кавказ, там ещё столько же нарожают!» Тогда казалось – один такой урод подвернулся, да и не столько я винила в бесчувствии его, сколько себя в тупости и душевной слепоте: как же можно было столько лет спокойно с таким фруктом общаться и ничего не замечать?..

Но тот мой знакомый оказался не одинок. К пожару в Одессе мы пришли в своём наихудшем среднестатистическом варианте настолько очерствевшими, что некоторых комментаторов с их циничными версиями этой трагедии хотелось попросить воспроизвести малоразборчивый интернет-код для подтверждения того факта, что они всё-таки люди. И вот что я заметила: самые зверские, самые озлобленные, самые немилосердные – то и дело обижались. Всё им было плохо, всё для них сводилось к мелко-мстительному «Так вам всем и надо!». И Украине надо «так», и Крыму – «так», и Одессе, а теперь вот Израилю. «Так» надо было Ходорковскому, Pussy Riot, «болотникам». Самое свежее «так и надо» транслировалось вдогонку ушедшей из жизни Валерии Новодворской, на которую в эти дни чего только не вылили – от подозрений в помутнении рассудка до связей с отпетыми коррупционерами (смешно даже, хотя и не смешно ни капельки, а горько). И чем сильнее страдал тот, кому «так и надо», тем глубже на него обида и громче злорадство.

В этих варварских обидах, не имеющих ни начала, ни конца, как мне кажется, и есть причина того самого, о чём горевали мы с Варей. Какое сочувствие к беде ближнего, какая тревога за друзей под бомбами? Есть дела поважнее. Самое милое русскому человеку занятие, самая сладкая радость русскому сердцу – вовсе не лакать водку мегалитрами, как полагают люди с пошлыми предрассудками. Обижаться, бесконечно много, часто и на всех сразу обижаться, обижаться со смаком, подолгу, без видимых причин, обижаться вопреки здравому смыслу, лелеять свою обиду, как новорожденного младенца, бережно её растить, покупать ей лакомства и погремушки - вот самое большое наслаждение для русского человека. Когда заботливо выпестованная обида дорастает до жуткой обидищи, неспособной передвигаться без посторонней помощи и жрущей всё на своём пути, русский человек, изнемогая от моральных мук, подаёт в суд. Он желает, чтобы ущерб, понесенный его честью и достоинством, был материально компенсирован. Иногда человек никуда не подаёт, хотя и мог бы слегка – отчасти! - утешиться скромной мздой. Но вместо этого он так и носится со своей обидой до глухой старости, чтобы умереть с репликой бесприданницы на устах: «Я вас прощаю, я всё прощаю… ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех… всех люблю».

Ни в коем случае не следует понимать эти слова в прямом смысле. Обиженный человек, умирая, транслирует следующее: «Я – да, я вас прощаю, я всё прощаю, ни на кого не обижаюсь (хоть это и стоит мне грандиозных усилий, видите, какой я бледный?), но вы все последние мерзавцы, я вас всех, всех ненавижу». Таков традиционный сценарий Глубокой Русской Обиды. Не так важно, на кого вы решили обидеться, важен способ, которым вы действуете. А тут ведь ещё интернет нам на счастье ниспослан, дьявольское изобретение. Вы только гляньте, с каким сладострастием там все обижаются. Вот уже и новая форма обидовыражения появилась: заблаговременная обида. Это когда вас ещё никто не тронул и, может быть, даже не собирался трогать, а вы уже готовите себе плацдарм в своём блоге: «Ну, я, конечно, понимаю, что сейчас тут понабегут разные умники, которые скажут мне, что я полный болван и продажная шкура. Что ж, имеют право, только пусть помнят…» - далее вы подробно перечисляете, что именно следует помнить воображаемым умникам, которые стоят за углом с клавиатурой подмышкой, чтобы шарахнуть вас по голове обидным комментом сразу, едва вы поставите последнюю точку. Ах, наивные, как же они легко купились. Они и не просекли, что вам только этого и надо: обидеться и упиться своей обидой, и разработать страшный план мести, и отомстить, и высказать сокровенное – «Так вам всем и надо!» Потом удалиться, закусив губу и гордо подняв голову, унести свою драгоценную обиду в норку и там страдать. Очень хочется такого обиженного догнать, тряхануть за плечи и сказать: да плюнь, подтверди же, что ты человек, не будь такой мелочной скотиной.

Вот поэтому никто и не спросит, как тебе там, в убежище на Святой Земле, милая Варя. Как там твоя дочка, не боится? Привыкла? Мне вот даже подумать о таком страшно, а вы там шутите, анекдоты рассказываете. Ты бы наверняка кучу всяких историй могла нам рассказать, если бы кто-нибудь спросил: как ты там, куда пропала? Никто не спросит. Заняты все: обижаются.

Екатерина Спиваковская