Сергей Курт-Аджиев — заметное имя в российской журналистике. Тем более, не так уж часто становятся журналисты не из Москвы известными чуть ли не на весь мир. Правда, в случае с Курт-Аджиевым этому немало поспособствовала российская власть, с начала 2000-х последовательно истреблявшая свободу слова и независимую прессу.

В какой-то момент «правоохранители» для борьбы с инакомыслящими активно применяли обвинения в использовании контрафактного программного обеспечения. Вот так весной 2007 года сделали «уголовником» главного редактора «Новой газеты » Сергея Курт-Аджиева. «Дело Курт-Аджиева» и закрытие редакции «Новой» стало одним из самых известных случаев противостояния барственной «вертикали власти» и независимых журналистов.

За то время, пока длилась борьба Курт-Аджиева за честное имя (закончившаяся в 2011 году извинениями от лица государства за незаконное уголовное преследование и компенсацией морального ущерба), он успел превратить муниципальную «газету» где два года трудился директором, в смелое и интересное СМИ. После того, как Виктор Тархов уступил на выборах осенью 2010 года пост мэра единороссу Дмитрию Азарову, из « газеты» Курт-Аджиеву пришлось уйти. Скоро покинула газету и часть коллектива — единомышленники директора, не приемлющие цензуры и пропагандистского «позитива».

Вот тогда и появился «Парк Гагарина». В связи с постоянно задаваемыми нам вопросами мы решили в простой и доступной форме, в виде интервью, рассказать читателям, что же такое «Парк Гагарина», поручив эту ответственную миссию главному редактору Сергею Курт-Аджиеву и обозревателю Наталье Ульяновой.

- «Парк Гагарина» работает уже пятый месяц. Интерес к нему в обществе, бесспорно, есть. В чем он, на твой взгляд, проявляется прежде всего?

- У разных людей по-разному. Коллеги-журналисты из других изданий задолбали меня и других сотрудников «Парка» одним вопросом: вы чьи?

Попытки объяснить интересующимся, что мы ничьи, а просто группа журналистов-единомышленников, решивших работать строго в соответствии с законом о СМИ, то есть писать о том, о чем мы считаем нужным писать, не озираясь на начальников, политическую конъюнктуру или хозяина денежного мешка, вызывают удивление. Все говорят, что в наше время таких СМИ не бывает — любое издание может существовать либо при власти, либо при каком-нибудь олигархе. Поэтому многие нас считают великими обманщиками и мистификаторами. Ну и на здоровье. А мы просто работаем и пытаемся показать, что при желании журналисты могут работать в соответствии с законом о средствах массовой информации, без цензуры, без чьей-то указки и беганья в какие-то кабинеты для согласования своих статей. Вообще, когда неформально с кем-нибудь из коллег встречаешься и он начинает рассказывать, какая у него тяжелая жизнь, как на него давят в высоких кабинетах или хозяева издания, у меня возникает вопрос, чего ты жалуешься? Ты же сам согласился быть «при них», а если не нравится или противно, почему не уходишь и не пытаешься попробовать работать так, как считаешь нужным? Мне на это говорят: такое невозможно. Ну раз невозможно — страдайте дальше. Хотя я их понимаю: им идти просто некуда.

- В «Парке» почти половина журналистского коллектива являются учредителями, и в их числе обладателей «денежных мешков» не наблюдается. Все равно ведь тебе никто не поверит, что никакой «крыши» у «Парка» нет...

- Ну, «крыша» в хорошем смысле этого слова, у нас есть — наблюдательный совет. В него входят президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов, главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, Павел Гутионтов от Союза журналистов России и Ирина Цветкова от организации Союза журналистов, любимый мной руководитель правозащитной Ассоциации «АГОРА» Павел Чиков. Предложили еще войти в состав Совета Уполномоченному по правам человека в области Ирине Скуповой и уважаемому мной и многими самарцами Олегу Сысуеву. Ждем ответа.

- Задумывался «Парк Гагарина» за несколько месяцев до того, как на сайте появилась первая публикация. Насколько твои замыслы совпали с их реализацией?

- Во-первых, «Парк» - это не только мой замысел, а продукт коллективного разума. А во-вторых, планов у нас громадье было и есть, потому что воплотить все сразу невозможно. А кроме того, в процессе работы появляются новые идеи, так что их еще воплощать и воплощать. Если честно, у меня сейчас, как никогда, ощущение, что жизнь удалась. Я же, по сути, никогда не работал в государственных СМИ. Да, у меня был полезный двухлетний опыт работы директором муниципальной « газеты». Я тогда для себя понял, как работает вся система подконтрольных власти СМИ. Хотя, когда мэром Самары был Виктор Александрович Тархов, я с его стороны никакого административного диктата не ощущал. Иногда мы с ним спорили, но он не указывал, что мне делать, а чего не делать, потому что я все-таки сам понимал, что это городская газета, официальный орган городской администрации и что существуют некие рамки свободы, за которые я не могу заходить. Когда я шел туда работать, я понимал, что есть некие условия, которые я должен соблюдать. Другое дело, что там существовал «великий идеолог» Сергей Арсентьев, который пытался «строить» меня и «газету» и указывать, о чем писать и как. Но тут я твердо сопротивлялся, и если вспомнить содержание газеты за эти два года, у нас были интервью со всеми — про Тархова я не говорю, тут все понятно, но мы давали возможность высказаться людям разного политического толка — Михаилу Матвееву, Петру Золотареву, Наталье Бобровой, тому же Дмитрию Игоревичу Азарову, который на тот момент был потенциальным конкурентом Тархова. Но у нас ни разу не было интервью с Сергеем Юрьевичем Арсентьевым. И не потому, что я этого не хотел, а по причине того, что сам Сергей Юрьевич всячески от этого увиливал. Я полагаю, что он боялся наших вопросов, а вопросы к нему были, и довольно жесткие. И они, кстати, остаются и после того, как он покинул свой пост в городской администрации. У меня их стало еще больше — не будь Арсентьев первым замом у Тархова, история могла повернуться по-другому. Я вообще считаю, именно он больше всего нагадил Тархову, городу и городской администрации, вертлявый он очень и, мягко говоря, корыстный.

- Слава богу, эта страница твоей биографии позади. В «Парке Гагарина» такого рода ограничений нет. Но все равно существует некая редакционная политика, чем она определяется и от чего или кого зависит?

- Редакционная политика зависит от тех, кто работает в «Парке Гагарина». Здесь собрались единомышленники, которые понимают друг друга, что называется, с полуслова. Поэтому, когда ко мне обращаются некоторые журналисты, чтоб я на работу их взял, я понимаю, что этот человек не впишется в коллектив и радости от этого не будет ни ему, ни коллективу. А редакционная политика у нас определяется очень просто: сели, поговорили, обсудили какие-то темы — и вперед работать. Я как главный редактор тоже иногда получаю по «репе». Например, недавно коллеги мне сделали замечание за проявление, скажем так, нетолерантности в отношении людей, имеющих сложности с половой самоидентификацией, и хотя речь в обсуждаемом материале шла о людях с депутатсткими мандатами, я с коллегами согласился, и гомофобские определения из текста были убраны.

Мы команда, у нас нет почвы для того, чтобы попусту тратить время на какие-то разборки между собой, у нас каждый искренне радуется за другого, если тот написал классный текст, а когда бывают неудачи, доброжелательно все просчеты обсуждаются без обид и дурацких амбиций. Потому что движет нами общая цель — чтобы на нашем сайте появлялись качественные материалы, которые интересно читать. И меня радует, что СМИ, которое мы создали, является качественной журналистикой.

- То есть главный критерий оценки качества публикаций это интересно — неинтересно?

- Да, но кроме этого и сама тема материала должна вызывать общественный интерес. Хотя об одном и том же можно написать так, что читать текст - со скуки помрешь. А можно написать на таком уровне, что оторваться от него невозможно. Вот к такому уровню мы и стремимся.

- Бытует точка зрения, что существует провинциальная журналистика, которая по определению не может вырваться из определенных рамок.

- Я почти интеллигентный человек и, может, в силу воспитания, а может, гены роль сыграли, никогда себя не ощущал провинциалом. Когда я приезжаю в Москву, мне без разницы, с кем общаться. Какой сейчас может быть провинциализм, когда есть интернет и можно общаться, с кем угодно и когда угодно. А у многих журналистов, к сожалению, комплекс провинциалов внутри сидит. И поэтому у нас существует провинциальная журналистика и центральная журналистика. Хотя если посмотреть, кто работает в этой «центральной» журналистике, там девяносто процентов журналистов - выходцы из провинции. Это как с вертикалью власти, когда людям вдалбливается, что наверху сидит человек, который смотрит богу в зад, под ним сидят другие и уже ему смотрят в зад и так далее. Соответственно, верхняя часть этой вертикали сидит в Москве, и они там меньше задов видят, а снизу им больше заглядывают. Построив вертикаль власти, Путин, по сути, продекларировал: вы - провинция, вы где-то там внизу, вот и сидите в своей дыре. Власть в России так строится, финансирование регионов и муниципалитетов, все в России так строится. Если в шестидесятые годы Окуджава пел: «чем дальше от Москвы, тем выше дух дворянства», то сейчас, чем дальше от Москвы, тем более нищая жизнь во всех смыслах.

- Ты, как я понимаю, человек без социальных комплексов. Как главному редактору и журналисту это как-то помогает за горизонт заглядывать?

- Я могу встретиться и поговорить с любым человеком, который мне интересен или может являться источником информации, и разговаривать с ним на одном языке. Мне без разницы его регалии и принадлежность к так называемой элите. Я точно так же могу встретится с дворником или слесарем и найду и с ним общий язык. Социальные комплексы — это российская фигня, присущая, может, еще каким-нибудь слаборазвитым странам. В свободном обществе им просто неоткуда взяться.

- Вернемся к «Парку Гагарина». Здесь собралась команда достаточно универсальных журналистов, но, судя по публикациям, все-таки почти каждый из них пишет на темы, которые им по каким-то причинам лично близки и интересны. Такой подход задумывался сразу при создании «Парка»?

- Я всегда считал и считаю, что в журналистике должны работать личности. Поэтому личностей мы в свой коллектив и собирали. И, конечно, особенности каждого учитываются при распределении тем. Вот буквально сегодня мы намечали, у кого в ближайшее время будем брать интервью, и заодно решали, кто из журналистов с кем будет общаться. Я, например, не смогу взять интервью у Григория Исаева, потому что я его очень давно и хорошо знаю. В свое время мы с ним часами спорили, иногда до ругани, на разные темы. Интервьюируемый должен вызывать у журналиста неподдельный интерес, иначе хорошего материала не получится. Многие журналисты, особенно неопытные считают, что интервью — это самый легкий жанр. Я преподаю студентам и часто от них это слышу, но не спорю, а просто предлагаю им взять интервью у меня. И начинается полная беда — они вымучивают из себя три вопроса и на этом сдуваются. А потом начинаем разговаривать, и ребятки понимают, что этому надо учиться.

- Что для тебя на первом месте в журналисте — профессиональное мастерство или человеческие качества? Возьмешь ты на работу человека, хорошо владеющего пером, заранее зная, что в человеческом плане он изрядное дерьмо?

- Нет, конечно. Тут и обсуждать нечего, работать я привык с приличными людьми.

- Когда «Парк Гагарина» задумывался, предполагалось, что мы минимально будем вмешиваться в политику и писать о людях, по мере возможности помогать им находить выход из трудных ситуаций и так далее. Но политики на сайте все-таки довольно много. Почему?

- Я бы сформулировал это по-другому. У меня были споры с одним товарищем, которому я вначале четко изложил, что мы будем писать обо всем, что важно и интересно людям и обществу. Прошло время, и он мне сказал, что я его обманул. Мне было сказано, будто я обещал писать только о культуре, а на деле у нас слишком много о политике. А я никого не обманывал, потому что на данном этапе развития России ситуация такая, что политики много в обществе, она зашкаливает. Потому что слишком долго сжималась пружина, и сейчас она начинает разжиматься. Если мы не будем об этом писать, значит, мы хреновые журналисты. Нормальный журналист должен чувствовать, что в обществе происходит, и удовлетворять потребности общества. Наши читатели — это и есть общество. Мы, в своем роде, посредники между ними и властью. Сейчас связь между властью и обществом потеряна, она прервалась, и если ты считаешь себя нормальным порядочным журналистом, ты должен этим связным быть.

- Позиция «Парка Гагарина» в целом практически никогда не совпадает с официальной точкой зрения, и, хотим мы этого или не хотим, среди коллег из других СМИ у нашего издания складывается репутация оппозиционного. «Парк Гагарина» с твоей точки зрения оппозиционное издание?

- «Парк Гагарина» занимается журналистикой, то есть не путает цвета — белое называет белым, а черное черным. А про коллег я даже больше скажу. Некоторые из них мне звонят и подбрасывают темы: мы про это написать не можем, говорят они, напишите вы, и тогда мы, уже со ссылкой на вас, тоже попытаемся эту тему развивать. Если говорить об оппозиционности, то у нас под этим словом понимается малейшая критика власти, и даже не критика, а честное изложение того или иного события, а не преподнесение его в том виде, в котором оно представляется власти. Ну не следуем мы «генеральной линии», все время от нее отклоняемся. Иногда это отклонение может быть для власти очень болезненным, если вспомнить наши публикации про дедушку из Жигулевска и бабушку из Чапаевска. Они бывшие малолетние узники фашистских концлагерей, приравнены по закону к ветеранам Великой Отечественной войны, а живут в нечеловеческих условиях и никак не могут получить полагающиеся им квартиры.

- Не соглашусь с тобой, в этой ситуации «Парк Гагарина» как раз с «генеральной линией» абсолютно совпал — это же и президент, и председатель правительства России без умолку говорят, что нуждающихся ветеранов той войны государство обязано жильем обеспечить.

- Не совпадаем мы в другом, на примере этих несчастных стариков мы показываем, что «вертикаль власти» ни хрена не работает, раз какой-то чапаевский или жигулевский чиновник чихать хотел на указы президента и издевается над людьми, которые детство провели в концлагере. При этом прокуратура за соблюдением закона не следит, хотя и жигулевский, и чапаевский прокуроры должны были давно прибежать и тащить такую власть в суд и заставлять исполнить закон. Ничего же этого не происходит. Ну считают нас оппозицией за такие статьи, пусть считают. А мы считаем, что вся эта «вертикаль власти» - дутая, внизу чиновники творят все, что хотят. И то, что сейчас один из кандидатов в президенты заливает, что будет сделано то и это, они на местах хихикают: Путин далеко, а здесь я царь и бог.

Оппозиция борется за власть - ни мне, никому из журналистов «Парка Гагарина» власть не нужна, и поэтому мы никакая не оппозиция. Мы даем слово представителям всех политических сил: мы опубликовали интервью с лидером самарских единороссов Александром Фетисовым, с депутатом Госдумы опять же от партии власти Александром Хинштейном, с первым секретарем ЦК КПРФ Геннадием Зюгановым, с самарским лидером эсеров Александром Колычевым и так далее. Нам по барабану их политический окрас, если человек редакции интересен, мы берем у него интервью, а если не интересен, будь у него вся грудь в орденах или он супербогатый нувориш, зачем он нам и нашим читателям?

Тут дело не в моих пристрастиях или антипатиях как главного редактора. Свои личные пристрастия я мог бы в блоге отражать или выпускал газету для себя одного, но существует закон о СМИ, в котором, кроме всего прочего, сказано, что журналист несет общественную миссию. Поэтому мы пишем о том, что нам интересно, и рассчитываем, что это может быть интересно и нашим читателям.

- Как ты себе представляешь читательскую аудиторию «Парка Гагарина»?

- Судя по комментариям, которые на сайте и Фейсбуке появляются после наших публикаций, — это очень разные люди. Когда мы, например, подняли вопрос о том, что диабетиков у нас оставили без инсулина, нам очень много самарцев по этому поводу звонили и писали. Надо понимать, что существует огромное количество тем, которых касаться в самарских СМИ нельзя. Я никого не хочу обвинять и говорить, что кто-то украл деньги и поэтому больные диабетом не обеспечивались инсулином. Просто какое-нибудь чмо, чья -нибудь дочка, внучка, жучка, ставшая чиновником и возомнившая о себе хрен знает что, не умея работать, вовремя не подготовила какую-то бумажку и из-за этого страдают тысячи людей. И что в этой ситуации должна делать власть, если это нормальная власть? Ставить эту чинушу на крыльцо и давать пинка под зад! А власть начинает людей дурачить и говорить, что у нас все хорошо.

- По-твоему, функция средств массовой информации — заставлять власть не врать?

- В России какие-то особенные средства массовой информации. Я периодически общаюсь с главным редактором «Новой газеты» Димой Муратовым, с которым мы давние друзья, и мы наряду со всем прочим говорим частенько о журналистике. Так вот, в России СМИ, кроме своей основной функции — информирования сограждан, вынуждены заниматься правозащитной деятельностью. «Новая газета» этим занимается, «Эхо Москвы» занимается, не в силу того, что им этого хочется, а потому что деваться некуда. «Парк Гагарина» начинает заниматься правозащитной деятельностью по этой же причине. Если мы начинаем писать о каком-то человеке, права которого попираются, мы это делаем не для рейтингов, а чтобы помочь человеку, и не бросаем тему на полпути. Мы и дальше будем тормошить власть, чтобы жигулевский дедушка и чапаевская бабушка получили положенное им жилье. Мы бились за Игоря Толипова, которого менты прессовали за якобы его вину в использовании контрафактного программного обеспечения, и в итоге его суд оправдал. Мы предали огласке факты избиения полицейскими ни в чем не повинных людей и будем настаивать, чтобы виновные за это понесли наказание. Мы занимаемся историей Мамуки Кахишвили, лишившегося жизни после задержания его полицейскими. У нас в редакции есть такое даже не журналистское, а человеческое правило: любое дело надо доводить до логического конца.

- Ты недавно вернулся из Брюсселя, где имел возможность общаться с представителями пресс-центра Европарламента. Почувствовал разницу в сравнении с работой российских пресс-служб?

- Мы ездили вдвоем — я и главный редактор информагентства «ВолгаИнформ» Людмила Котова. Думаю, что до нашего приезда там не слышали ни о «Парке Гагарина», ни о «ВолгаИнформе». Правда, «Новую газету» там знают все. Там даже есть пресс-центр имени Анны Политковской. Сравнение не в пользу России. У нас годами приходится ждать интервью с каким-нибудь чиновником ростом не выше брюссельского писающего мальчика (статуя такая в Брюсселе есть), если он оказался в кресле чуть повыше. А там все просто: приедет в Европарламент корреспондент какого-нибудь «Похвистневского вестника», придет в пресс-центр, и ему по редакционному удостоверению выдадут разовый пропуск, и он может попасть на любую пресс-конференцию, которая проводится пресс-центром, и сможет там задать любой интересующий его вопрос. И ему ответят. Если он захочет посмотреть, как заседает Европарламент, в зале заседаний есть огромный балкон специально для журналистов, он туда свободно может прийти. Нас, двоих журналистов из Самары, встречал руководитель пресс-центра Европарламента мистер Пламли (Mr Michael PLUMLEY) Бывший журналист, совершенно нормальный мужик, он нас провел, показал сначала весь первый этаж, потом пригласил кофе попить, тут же сидят журналисты из разных стран. Потом пошли дальше — где-то час он с нами провел. Много интересного показал и рассказал. Например, стойку с почтовыми ящиками всех депутатов Европарламента, куда может положить письмо любой человек, живущий в странах Евросоюза, а в музее Европарламента он может написать и отправить любому депутату электронное письмо, и этот депутат обязан на него ответить. Я даже сравнивать не хочу с тем, как у нас власть реагирует на обращения обычных граждан или запросы СМИ.

- Ты несправедлив, «Парку Гагарина» на редакционные запросы чиновники отвечают в установленный законом о СМИ семидневный срок.

- Ну, да, «Парку», как правило, отвечают вовремя. Потому что мы им все время напоминаем, что закон о СМИ существует для всех. А если простой гражданин придет в Губернскую думу к своему депутату, в лучшем случае его отправят к какому-нибудь помощнику, а депутата своего, он дай бог, если во время следующей избирательной кампании увидит.

- Сергей, да ты родину не любишь!

- По поводу люблю я родину или не люблю. Когда меня и мою дочь Настю начали трамбовать в связи с маршем несогласных и когда на меня заводили всякие уголовные дела, в Самару приезжал представитель из германского посольства по поручению Ангелы Меркель. Он мне сказал, если вы согласны, Германия готова предоставить вам политическое убежище. Я очень хотел, чтобы Настя уехала, но она сказала: я не поеду, потому что хочу жить в своей стране и сделать ее нормальной. Я тем более не уеду, потому что считаю, что в России надо немножко почиститься от отдельных личностей и она станет нормальной европейской страной. А Родину я люблю больше, чем те, кто с экранов телевизоров звездят о своем патриотизме.

Ну это ладно. Давай лучше о «Парке Гагарина» продолжим. Мы оказались в изумительных условиях, у нас же и конкурентов среди самарских СМИ практически нет. Если взять темы, которые мы освещали, проработав около пяти месяцев, окажется, что первоисточником для других СМИ, которые на эти темы потом писали, был «Парк Гагарина». Им же нельзя высовываться, а после того как мы написали и информация вышла наружу, на нее можно как-то реагировать. Я уж не знаю, кто в подконтрольных власти СМИ принимает решение, сами коллеги или им «старшие товарищи» добро на это дают, но тема развивается. Поэтому некому с нами, по большому счету, конкурировать. Хотя есть «Эхо Москвы », но это наши друзья и коллеги, мы с ними очень часто обмениваемся информацией и друг друга поддерживаем. И я надеюсь, так будет всегда.