Писатель, подводник и постоянный автор «Парка Гагарина» «плевать хотел на новое поколение»

Пару лет назад мне уже приходилось беседовать с Александром Покровским. Было это аккурат после событий на Манежной площади, речь шла об участниках этого горе-восстания да и о новом поколении вообще. Наслушавшись к следующей встрече о какой-то особенной системе общения Покровского с собственным сыном, захотелось расспросить его об отцах и детях. 

«Шишка воспитает сильнее, чем разговор о ней»

- Александр Михайлович, вы только с Грушинского фестиваля. Что же сына на него не взяли?

- У меня с ним, знаете, серьезные отношения. Это я внешне выгляжу белым и пушистым. Но на самом деле я человек жесткий и даже жестокий. Если сын что-то, в моем понимании, нарушил, я сразу обрубаю отношения и говорю: «Позвонишь через 10 лет». Примерно через 10 лет он должен позвонить мне и сообщить, что стал человеком, то есть обрести собственное понимание о плохом и хорошем. Мне все равно, кем он будет: поваром, экскурсоводом... Он должен быть личностью.

- Какой же вы отец, раз не желаете принимать участия в его воспитании?

- Я принимал до 26 лет. Теперь общаюсь через жену. Сын должен доказать, что он способен жить в этом мире, что он имеет право на одиночество. Потом он будет обрастать своей семьей, у него появится свой сын, к которому он с года до пяти будет вставать ночью к кроватке. Пока пусть научится ответственности.

- Так это ваша ошибка, что вы его ответственности и одиночеству не научили.

- Наверное, моя. Я не имею представления о том, как воспитывать людей.

- Раз вы решились родить сына, то знали, на что шли.

- Если бы человек знал, на что идет, то никогда бы не решился на это. Я сознательно шел на незнание. Вот вы знаете, чем может оказаться человек через двадцать лет? Скорее всего, запланировав что-то, я буду обманут в своих ожиданиях.

- Этим можно любую ответственность с себя снять.

- Бывает так, что чем больше напор, тем больше сопротивление. Между поколениями не всегда складывается такая дивная связь, когда сын приходит к отцу и внимательно внимает каждому его слову.

- Вы так решили, наверняка, потому что со своим отцом у вас были сложные отношения?

- Все говорят, что я несу какую-то карму. Папа ушел от нас в 16 лет. Так что я не знаю, как воспитывать сына после 16. Для меня это — чистый лист.

- К воспитанию сына вы относитесь так же как к творчеству. Пишете по чистому листу. Не понравилось — скомкал, выбросил. Вам не кажется, что пройдет время, и вы будете жалеть?

- Себя не жалею, окружающих — тоже. Сына? Если я его буду жалеть, то пожалеет ли его жизнь? Я предупреждал его о том, что впереди забор, но он снова и снова упирался в него. В конце концов просто бросил говорить — шишка воспитает гораздо лучше, чем разговоры о ней.

Ничего кроме любви

- В прошлый наш с вами разговор вы много говорили о любви и ее нехватке. Может, своего сына вы недолюбили?

- Да он захлебнулся в ней просто. Любовь нельзя получать ложками, банками, ведрами. Я думаю, молюсь о нем и люблю его на расстоянии. У него сейчас сложный период, не завидую ему.

- Сами-то вы каким были в 26 лет? Уже все знали о жизни?

- До 28 лет у меня вообще не возникало вопросов к жизни. Она меня кидала из стороны в сторону. Потом я остановился, посмотрел на себя со стороны. А в 33 года начал умнеть. Не случаен этот возраст Христа... Как раз к этому времени созрели вопросы к самому себе. Подожду еще два года, может, и с сыном это случится.

- Вы в свое творчество что-то для будущего поколения вкладываете? Зачем я открываю «Парк Гагарина» и читаю там ваши тексты?

- Я для себя пишу.

- Тогда зачем это вам нужно? Пишите в тумбочку. Ведь нет же — вам нужен читатель.

- Первичная стадия творчества — та, когда тебе нужен слушатель. Теперь же я, думая двадцать четыре часа в сутки, творчеством пытаюсь осмысливать происходящее. Мне самому в этом процессе должно быть нескучно. Я понимаю этот мир через абсурд. Россия, к примеру, не будет существовать по законам, которые понимает любой человек. Дважды два не будет четыре. Абсурд — это такие кочки на болоте, перепрыгивая через которые, я могу догадаться о существовании какого-то внутреннего подземного мира, который мне неведом.

- Судя по вашим последним текстам, вы все больше предпочитаете прыгать по политическим кочкам.

- Я могу писать отвлеченные, абсурдистские тексты, но это будет... «неформат». Мое видение, весь тот кошмар, что происходит у меня в голове... Не всегда же я думаю о серьезном. Только с одной стороны выгляжу умным, с другой — я клоун.

«Я всегда надеваю маску»

- Вы же не сценический персонаж. У вас должна быть собственная жизнь, когда вы не кривите рот, не надеваете никаких масок?

 - К сожалению, жизнь приучила меня к тому, что я всегда надеваю маску. Это такая степень самосохранения. Я придуриваюсь почти 60 лет, потому что мне ужасно скучно. Я и на подводную лодку пошел, потому что на берегу было скучно, а там жизнь пошла с другой скоростью. Скоморошество мне всегда помогало, потому что мир этот страшен, как... рот мухи под микроскопом. Если с юмором относиться, то будет не так страшно существовать в статичном мире. Вот этот дом будет стоять так еще лет двадцать по меньшей мере, и занавеска будет так же одернута, и от осознания времени становится страшно...

- Вам словосочетание «кризис среднего возраста» о чем-нибудь говорит? Или это всего лишь миф?

- Кризис? У мужика? Бывает он, конечно, но у всех по-разному. У меня был в 30, 40, 50 лет. Проходит очередное десятилетие, и кажется, что ты ничего не сделал.

- Может, у вашего сына кризис начался уже в 26?

- Тогда пусть превозможет свой страх, придет ко мне и попросит помощи. Мне в свое время помог Омар Хайям. Он научил меня, что от жизни ничего не нужно требовать. Делать нужно что-то самому.

- Как ваша жена уживается  с вами и с сыном отношения поддерживает?

- Ей тяжело. Я вообще человек циничный и расчетливый...

- Так вы нечестно поступаете по отношению к другим людям, раз себя не показываете таким, как есть.

- Люди чувствуют, что Покровский не так прост, как кажется, они догадываются о скелете железного дровосека.

- А чем возразите на то, что в каждом человеке до старости живет ребенок? Что нужно относиться ко всему легко и просто? У вас же жизнь выходит непосильной ношей, вязкой жижей...

- Чтобы не думать 24 часа в сутки, нужно сделать лоботомию мозга и лишиться части своей личности. И все же у железного дровосека есть то, что запрятано глубоко в груди...

- … Бархатное, ненастоящее сердце.

- Да, ну а что поделаешь. Я двадцать лет прослужил в армии, это было тяжелое время, я стал таким.

- А сын в армии служил?

- Он по состоянию здоровья не прошел.

- Вы когда-нибудь боялись не оправдать чьих-то ожиданий?

- Конечно, я же взрослел, играл на публику, но это были довольно глупые игры.

- А сейчас боитесь чьих-то ожиданий не оправдать?

- Летом 2012 года, когда тебе скоро исполнится 60 лет, зачем мне думать на этот счет? Перед кем оправдывать?

- Перед женой, например. Она для вас авторитет, как я поняла.

- А что такое авторитет?

- Ну, ориентир.

- А что такое ориентир? Может, я сам ориентир. Только для кого? Для молодежи? Да ей на меня плевать, как и мне на нее, в глобальном смысле.

- Думаете, всем друг на друга плевать?

- До определенного момента.

- На отца вам тоже было наплевать?

- В свое время я сказал, что не приду к нему на могилу. И не пришел. Наверное, жестковато поступил... С другой стороны, если бы я так не сделал, то не был таким, как есть.

- И с сыном решили так поступить? Может, не надо?

- Хочу, чтобы это была личность. Чтобы он отвечал за слова и поступки. Это же не птица, которая нагадила и улетела. Я мучился, вкладывал, а он позорит мое имя. Нельзя раз за разом совершать одни и те же ошибки...

Беседовала Нина Ванина