Материалы

Встретить скаута в лесу — это к чему? Толкование подобных примет мне не попадалось, а вот скауты — попались

Прямо на «нашем» месте, куда мы с детишками приехали на неделю — в полное, как мы мечтали, безлюдье. Вместо этого нас «обрадовали», что тут будет всероссийский слет — ближайшие две недели. Примета очень смахивала на плохую, и толкование пришлось искать самим.

Поначалу получалось, что скауты — к мышам, потому что продуктовую палатку с запасами на весь слет они поставили прямо в нашем лагере, а сами ушли обживаться в лес. И мыши со всей округи сбежались к мешкам с крупой и коробкам с картошкой. Они шуршали в траве повсюду и, одурев от дармовой жратвы, среди бела дня довольно неспешно перебегали открытые пространства прямо у нас на глазах.

Зато людей поначалу было мало — только организаторы, хозотряд. Через три дня подъехали четыре автобуса, народ повалил в наш лагерь за продуктами, которые распределяли две девушки. По их беседе мы узнавали географию слета, а еще — секретные разведданные о том, что «Брянск запросил 8 кг сахара, а Москва — 30 банок сгущенки». Звучали еще Екатеринбург, Тверь, Обнинск, ну и, конечно, Сызрань-Тольятти-Самара.

В тот вечер, после заката со стороны скаутского лагеря послышались странные звуки, похожие на лай собак. «Мама, это кто?» - спросил сынишка, которого я укладывала спать. «Скауты... поют», - догадалась я. «Скауты — это звери такие?» - спросил сын и, перебивая мой хохот, добавил тревожно: «А они кусаются?» Смех смехом, но почему-то отголоски хорового пения вызвали тоску.

Вообще, скауты нас не очень доставали. Утром несколько человек — видно, желающих — пробегали мимо нас на Волгу (в утренние часы у берега еще бывало чисто, а потом все затягивало зеленью). Мы встречали их следы у воды в виде забытых грязных носков или треугольных галстуков цвета хаки. Младшие пробегали днем с планшетами, останавливались, чтобы значками на плане местности пометить наше стойбище. Мы сталкивались с ними на ручье — кстати, они построили мостки из бревнышек и сделали запруду, воду стало брать удобней. На этих мостках они мыли головы — и я с ужасом представляла, как при этом должен был скручиваться их скаутский мозг: вода в ручье леденющая, ноги через несколько секунд начинало ломить. А в остальном — дети как дети, разве только слишком уж серьезные какие-то, то ли робкие, то ли... Мат — слышала однажды в кустах развязный подростковый говорок, но не так, чтобы прям матом говорил, как в городе, когда обычных слов и не услышишь. А отвечал ему — чистый мальчишеский голосок очень даже нормативно. Курящих по кустам не видела ни разу, и ни одного окурка.

Очередным вечером, когда нам вконец надоели детские вопросы и собственное любопытство, которое так и не удалось отправить в отпуск, мы отправились в скаутское логово. Попали на конкурс командиров звеньев. Командиры по очереди тянули бумажки со строчками из песен, пели куплет и припев — если угадывали. Из песен я узнала только «Любо, братцы, любо». Потом был конкурс по истории России. «В юности — семинарист, в зрелом возрасте — один из вождей пролетариата, в старости — параноик», - задавал вопрос капитан-командор, суховатый мужчина под сорок, по виду — типичный вожатый. «Сталин», - не так чтобы сразу, но довольно быстро ответил вопрошаемый. «Сталин — да, а звали его как?» Про Иосифа и Джугашвили с грехом пополам вспомнили, отчество не далось. Были еще вопросы про личность, сказавшую на казни брата «Мы пойдем другим путем», и про того, кто хотел догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока... В общем — нехило, по крайней мере, кто такие октябрята и пионеры, эти дети наверняка знают.

На следующий день я пошла знакомиться пристальней. Попала в лагерь к патрулятам — это самые младшие, до 10 лет. Старшие делятся по разрядам — от кадетов до старших разведчиков, кажется. Чтобы повысить разряд. нужно сдавать серьезные испытания: из теории — по истории России и основам православия, из практики — узлы, организация бивака, пробежка, обязательно — плавание.

У патрулят был обед, гороховый, кажется, суп. В конце все дружно спели молитву (на дереве — икона) и побежали мыть посуду, потом — ноги в тазики, и на тихий час по палаткам.

- Мы не простые скауты, мы православные, - пояснила мне Екатерина — одна из руководителей, в белой кружевной косыночке на голове, с худым иконописным лицом и большими глазами. Ну, как-то так — православных людей по каким-то приметам можно угадать.

- Православные?! - не сдержалась я.

- Это хорошо или плохо? - не поняла моей реакции собеседница. Да я и сама не поняла. Поэтому честно сказала:

- Не знаю пока.

- Бог есть любовь, а все остальное — человеческий фактор, - сказала тогда Екатерина, и мне стало спокойней.

Все скауты России говорят, что они древние — еще с начала 20 века. После революции движение ушло в эмиграцию, а потом стало возвращаться — в перестройку. Но в определенный момент от ОРЮР — отделения российских юных разведчиков — отпочковалась организация НОРД «РУСЬ». НОРД — это национальная организация добровольцев. «Необходимость такого шага была продиктована стремлением руководителей Российского отдела организационно и идейно дистанцироваться от «мирового скаутинга», теории и практики воспитания детей в духе экуменизма (это сотрудничество всех христиан разного толка — авт.), интернационализма и демократии, и, в связи с этим, с насущной потребностью создания именно православного, национально-ориентированного детского движения». Вот так. То есть попали мы прямо в лапы белогвардейцев. Про то, что НОРД «Русь» ориентирована на белогвардейское движение и самодержавие, написано прямо у них в уставе, который мне совершенно спокойно и без пыток дали почитать. Правда, там есть оговорка, что Белая Дело — это в понимании Ильина «любовь к России, которая (любовь — авт.) сильнее нас, и честь России, без которой жизнь на земле теряет для нас цену».

- А что вы делаете с самодержавием?! - не сдержалась я.

- Честно говоря — ничего не делаем, - призналась Катерина. - По крайней мере у нас . Мы больше стараемся заставить детей думать, понимать, что коммунизм — это не однозначно хорошо. Но и белое движение — тоже не из одних плюсов состоит.

В тот тихий час я совершенно бессовестно оторвала Катю от ее дел, которых в лесном лагере всегда предостаточно, мы много говорили. О том, что Самарский отряд (им. мЕтрополита — так написано на сайте — Ивана Снычева) располагается в 15 микрорайоне при Покровском храме. Отсев у них большой: «У нас нет зрителей, только участники, мы не развлекаем детей, а заставляем работать. В лагере вообще просто: есть захотел — принеси дров, сходи за водой. Когда детки постарше, мы им вообще сидеть запрещаем. Если сел — значит, или заболел, или лень». Говорили, что у их ребят нет подросткового кризиса: им просто никому ничего не нужно доказывать. Екатерина рассказывала, как ее сын-выпускник отказался идти на выпускной: скучно просто пьянствовать со сверстниками, да и поговорить особо не о чем. Про то, как складываются взаимоотношения между полами у подростков, тоже мне рассказали: на своих занятиях ребята учатся водить хороводы, а хороводы — это ведь сейчас для детей, раньше их могли водить только половозрелые особи. И в них в игровой вроде бы форме можно и знакомиться, и ухаживать. В результате — мальчишки четко блюдут свою территорию, к девчонкам в палатки лезть — позор. Но, с другой стороны, и не шарахаются друг от друга. Недавно первую свадьбу в отряде сыграли.

Кроме прочих дел, есть у скаутов журналистское направление. Открыли его после очередного похода, когда попросили ребят написать о своих впечатлениях. «Было клево», - написал один мальчик. «Дополнять воспитательную деятельность семьи и школы», - написано в уставе НОРД «Русь». А по сути, получается, что не только дополняют, иногда восполняют такие огрехи, которые оставляет после себя школа. Про самих руководителей Катя рассказала — что ни копейки не получают, потому что общественная организация. Сама она преподает математику-информатику в одном из самарских вузов, кто-то работает педагогом в художественной школе, кто-то — в музыкальной... Говорила про священников, которые с ребятами работают: поскольку заплатить они ничего никому не могут, то однозначно это те, которые не за деньги.

Конечно, мало поговорили. Непонятно мне много осталось. Ведь, по сути, с их весьма серьезной подготовкой скаутские отряды — готовое партизанское движение, которое на существующую жесткую структуру способно принять еще много людей. Или готовое раскольничье движение, которое будет спасаться в лесах от существующего режима. Или выросшие скауты все-таки будут идти «в мир» - с тем, чтобы менять его, желательно мягко и с любовью? А что для них тогда лес? Место для борьбы за выживание? Или способ почувствовать себя частью целого, чему название — Вселенная? Да, много непонятного и очень спорного.

Но... с другой стороны — какого лешего? А что мы можем дать этим детям взамен? Телевизоры и компьютеры, которые быстро и качественно сделают из них послушное быдло? Кто из подчиненных господина министра образования готов в свой личный отпуск за свои деньги ехать с оравой детей в лес (руководителям НОРДа никто не платит, они оплачивают свое пребывание в лагере, как и дети: 500 рублей — оргвзнос на расходные материалы, 1500 — питание)? Я, кстати, спрашивала Екатерину, не пытались ли они обращаться за помощью в госструктуры. «Себе дороже, - пояснила она. - Помощи от них мало, ставка педагога допобразования смешная — чуть больше 2 тысяч, по-моему. Зато отчитываться перед ними за их планы - зачем нам это?»

Но дело даже не в этом. Есть у нас в системе допобразования педагоги-энтузиасты, на которых молятся и родители, и дети. Но и они — что они могут дать своим воспитанникам? Помимо своих удивительных умений и навыков? Личный опыт — опыт выживания в существующей системе? Смогут ли они дать систему ценностей — ведь именно это сейчас нужно нашим детям больше всего, больше красивых игрушек, модных вещей, крутых гаджетов, за которые они хватаются, как утопающий за соломинку — может, очередная штуковина станет ключиком или хотя бы лекарством от скуки.

Да, я опасаюсь православия и церкви — любого толка - в целом. Потому что считаю, что человеческий фактор тут давно заслонил идею. Но в случае со скаутами — наверное, лучше так, чем никак. Тем более жизнь в лесу — она быстро выбивает дурь из головы, человек быстро становится собой, когда хочется есть и никто тебе не поможет. И если сам он умеет это сделать, в нем появляется уверенность, которую ничем не выбить — и человека уже не заманить обещаниями стабильности: эта стабильность у него внутри. В лесу никто не сможет подменить любовь к Родине любовью к государству или к отдельным его, не всегда доброкачественным, образованиям. Потому что если ты хоть раз смотрел с высокого холма на Волгу и бескрайние просторы, дышал жарким летним воздухом трав (а этого в компьютере никогда не воссоздать) — ты точно уже знаешь, что именно нужно любить. Ведь на самом деле любви к Родине научить нельзя, поэтому все патриотические программы — это туфта. Любовь можно только впитать. Но для этого Родину нужно показать — и желательно, чтобы это делали те люди, которые ее по-настоящему любят. А глядя на скаутских руководителей, я почему-то в этом не сомневаюсь.

Дарья Григорьян

P.S. Мы уезжали на неделю раньше скаутов. У них как раз должна была начинаться ролевая игра — про викингов. В лагерях лежали щиты и копья, доставали костюмы. Это все не обязаловка — так мне объяснила Екатерина. Есть только одно условие: не хочешь принимать участие — будешь рабом (картошку чистить всегда кому-то надо). Прямо как в жизни.