На своих полотнах он не копирует окружающее, а творит собственный мир. В котором он, новокуйбышевский художник Владимир Иванович Конев, един сразу в трех ипостасях: и создатель, и персонаж, и сталкер для нас, зрителей.
Фрактал – множество, обладающее свойствами самоподобия; в неживой и живой природе такое встречается сплошь и рядом: кораллы, снежинки, кроны деревьев, морские звезды и даже кровеносная система человека. Все так, да вот отнюдь не всегда эдакая подцепленная из интернета заумь хороша для зачина доброй беседы. Во всяком случае, когда я сходу заявил живописцу, что нахожу многие его работы фрактальными, в мастерской повисла физически ощутимая пауза. Во время которой художник, видимо, размышлял, сразу меня выставить или с напутствием на дорожку, а мне чего-то в башку лезло, что незнание никого не освобождает от ответственности. И лишь после достаточно пространных пояснений, суть коих изложена в первых строчках, Владимир Конев включился-таки в разговор:
- Да практически все работы так сделаны. Потому что сама жизнь непрерывна, и из предыдущего всегда рождается следующее. Это очень трудоемкая техника, когда несколько слоев краски накладываешь один поверх другого, иногда где-то пропускаешь для рельефности. И каждый слой потом надо просушить, куда от технологии денешься. Я вообще долго пишу, одну картину – от месяца до года. Помню, как на выставке немецкие коллеги удивлялись той же «Хозяйке Медной горы»: это же сумасшедший труд, долго и кропотливо пишется – на что же ты живешь? А еще я почти не делаю эскизов, все в голове варится. Как только почувствуешь, что готов, так и приступаешь. Вот сейчас задумал большую сделать, давно уже ей занимаюсь – долго надо силы копить, чтоб собраться. Пока даже холст не стал натягивать…
Формат будущего полотна впечатляет, нет слов, но лично меня поразило другое. Уже заплатив за подрамник, рамку и холст под полста тысяч, доставив это добро в Новокуйбышевск из Тольятти, Конев теперь раздумывает, что бы такое ему изобразить. То есть у него нет ни договора с каким-то конкретным заказчиком, ни даже окончательно сформированного сюжета. Говорит, хочу показать на выставке, а там уже предложу кому-нибудь по принципу: нравится – бери. Только очень уверенный в себе мастер может себе такое позволить. И очень творчески безалаберный человек. А он вот так и живет, и работает всю дорогу – по наитию что ли.
И удивительным образом оно ему почти всегда удается. Даже в самых реалистичных работах Конева, в натюрмортах и пейзажах, внимание зрителя само собою акцентируется не на сходстве изображаемого с натурой, но на своеобычной художественной импровизации по данному поводу. Ему не интересны просто фрукты и просто деревья, он каждый предмет будто крутит в разных пространственных и цветовых плоскостях, всякий раз находя удивительное в обыденном. Для него семь цветов – те же семь нот, рождающих музыку. Где главным и единственным законом является только отсутствие фальши. И мы уже глазами мастера в лесу видим «Зимнее кружево», а в палисадном кустарнике – «Лик сирени».
Как бы особняком стоят работы, написанные в начале 90-х прошлого века; я бы обозначил их как художественно-публицистические. «Красные забавы», «Кремлевская башня», «Кладбище коммунизма» не оставляют сомнения в коневских общественно-политических приоритетах. Насчет последнего сам художник поэтически высказался следующим образом:
Мы все в одной связке,
Как на стене альпинисты,
Помогая друг другу,
Мы сможем подняться вверх.
Я не стану вступать
Ни в какие партии «…истов»,
На Земле есть одна только партия –
Человек.
Это из первого альбома с иллюстрациями Конева, выпущенного в 1996 году, где каждую работу предваряет авторское же стихотворное послание. Идея, кстати, не нова. На излете первой половины ХIХ века великий русский живописец Павел Андреевич Федотов, демонстрируя петербургской публике свое «Сватовство майора», сопровождал это действо «Рацеями» собственного сочинения, типа: «Майор толстый, бравый, карман дырявый, крутит свой ус – я, дескать, до денежек доберусь». Очередное доказательство, что по-настоящему одаренный человек талантлив во всем. Что до стихов Владимира, они не описательны, но от души, из чувств и эмоций. Это помогает зрителю (а в данном случае и читателю) на минутку ощутить себя соавтором картины. Судите сами, вот «Страдающий Христос»:
А потом я увидел,
Что Христос был увенчан
Не короной прекрасной,
А ужасным венком.
Тот венок не терновый,
Он – из тел человечьих,
Весь из наших пороков,
Пропитанных злом.
В своем творчестве Владимир Конев не раз обращается к религиозным мотивам, но это все-таки светская живопись, очередная импровизация «на заданную тему». Вон у « мадонны» вроде все ровно да складно, а какое-то беспокойство, некая напряженность ощущается. Тут уже не верить охота – сопереживать. И конечно, совсем не культовыми сооружениями смотрятся на полотне художника «Православные храмы» – яркие, в неимоверном количестве манящие своими жизнерадостными гранями. Это – мечта, высокая и, скорее всего, несбыточная.
Потому совершенно нет резона утверждать, будто Владимир Конев творчески противопоставляет, скажем, марксизм-ленинизм и христианство. Он в силу своего дара рассуждает над тем и над другим, вроде как беседует со зрителем, при том не нагружая последнего собственным мнением. Тут надобно заметить, что в последнее время вся художественная деятельность Владимира зиждется на ленинизме в самом прикладном смысле. Стол для работы был ему низковат, и он долго с этим мудрил, покуда не принес с помойки полное собрание сочинений своего тезки. Пробовал даже штудировать – не идет, неактуально. А как фундамент под рабочее место – самое то. «А вообще-то жалко, - вздыхает, - переплет хороший, да и бумага отличная». В книгах он толк знает. Около трех десятков в свое время оформил в областном книжном издательстве.
Так-то судьба его куда только не закидывала. Способный мальчик из крестьянской семьи сызмала был горазд заниматься всем подряд: народными танцами, пением, легкой атлетикой, боксом и даже в детской телестудии «Товарищ». В 1967-м закончил новокуйбышевскую художественную школу, где его любимым преподавателем стал уже известный, надеюсь, читателям «Парка Гагарина» Вадим Сушко. Там же написал первый и, пожалуй, единственный (!) индустриальный пейзаж любимого города. После чего вскорости отбыл служить во внутренние войска, откуда прямая дорога вела на юрфак. Но живописное ремесло сильно попутало все проторенные пути. В итоге – Пензенское художественное училище, работа художником-оформителем на комбинате Самарского худфонда, сотрудничество с Самарским же книжным издательством, должность главного художника г. Новокуйбышевска. С 1996-го Конев – свободный художник, организовавший за этот период около полутора десятка выставок в России и за рубежом (Германия, Испания, Италия). Его работы удачно разъезжаются по частным коллекциям всего мира, а сам он даже не удосужился вступить в Союз художников России.
- Когда работал оформителем, оно, может, и пригодилось бы, - вспоминает он. – Раз как-то делали магазин и сдавали объект худсовету, председателем которого был Валентин Пурыгин. А я и в ту пору не плакаты рисовал, а старался картинки писать, каких-то детскихсказочных персонажей для оформления представил. Ну, совет работу принял с похвалой (это была высшая категория), стали подписывать протокол оплаты. Мастер туда глянул и ахнул: мол, товарищи художники, вы весь документ испортили, два нуля лишних приписали. Те ему: все верно, живопись так и идет по 700 рублей. Так он же оформитель, отвечает мастер, ему по 7 рэ положено. Вот тогда бы и вступить в Союз, но это же надо было ходить, хлопотать, дружить с кем-то, пить. Короче, не больно приятная для меня процедура…
Всяких общественных организаций и трудовых коллективов Конев чурается конкретно. Даже дружеская компания для него чаще всего обуза. А нечаянный, но неотвратимый визит слесарей в мастерскую надолго выбивает его из творческой колеи. Чтобы усвоить это, достаточно повнимательнее присмотреться к картинам, персонажем которых является сам Владимир. «Художник» на его полотне – существо совсем не от мира сего, от нас отрешенное, из какого-то иного измерения. А здоровая ракушка из картины «Новый день» по сути и есть воплощение его мастерской. Куда он мало кого пускает. Мне нужно одиночество, говорит, пробовал работать в разных местах, ездил на базы творчества – не могу.
Под стать автору – капризно и самостоятельно – живут и некоторые его полотна. «Древо познания», к примеру, дюже глянулось одному немецкому коллекционеру. Но тот не взял, поскольку в сравнении с каталогом «Древо» подросло в процессе доработки на несколько ветвей. И хотя по здравому рассуждению картина от этого только выиграла, обогатившись еще рядом теплых аллегорий, педантичному немцу это по барабану. Ему орднунг подавай, порядок, то бишь, полный и изначальный.
- Немцы там у себя очень пренебрежительно отзывались о турках – вроде, понаехали тут, - рассказывает Владимир Конев. – А потом приходят эти самые турки на выставку смотреть, покупают книгу, переводят ее на свой язык, переписывают все картины, внимательно каждую изучают. В отличие от коренного населения, которое снует туда-сюда бегом и в итоге толком ничего даже разглядеть не успевает…
А вот с ангельского нимба на выставках посетители постоянно стараются отковырять хоть по монетке. В результате и без того брутально суровое постперестроечное «Время желтого ангела» выглядит нынче совсем зловеще. Но Владимиру даже не жалко. Он считает, что подобным экстремальным образом зрители словно разрушают ауру произведения, участвуя тем самым в творческом процессе.
Категорически не приемля толпы как формы организации масс, Конев посетителей на своих выставках любит, даже холит и лелеет. Хотя догадывается, конечно, что среди тысячи зрителей вряд ли сыщется более пары истинных знатоков искусства. Остальным – кому рамочка глянется, кому колер под домашние обои подойдет, а кого изображение голой бабы заинтересует. Но однажды три дня подряд приходил на выставку откровенно деревенский парень и по пять часов простаивал возле «Рождения Вселенной». И музейщики-то на него уже ворчали, а тот на следующий день опять встанет и не уходит. Художник ему и стул принес, и кофе поил, и билеты по новой наказал не покупать. Или к картине «Матерь мира» (Владимир изначально писал не мадонну, а процесс рождения нового, когда один вид материи переплавляется в другой) вдруг зачастила одна и та же женщина. Придет, посмотрит, расплачется, извинится и уходит. Потом снова. И еще, и еще. А раз на Дне города в Новокуйбышевске малыш лет семи упросил маму купить тот самый каталог со стихами, прямо на газоне уткнулся в него, сидя – и уже никакими посулами мороженого его было не оторвать от этого не совсем детского интереса.
- Вот чего они там находили такого? – удивляется живописец. – Но это было здорово, и подобных загадок случалось немало…
Каких-то особо избранных, любимых работ у Конева нет. Всего их в жизни случилось примерно с полтыщи. Одни давались труднее, другие, наоборот. Случается, правда, какие-то надоедают, начинает их «перекрашивать» – тогда уж лучше совсем избавиться. Как-то отобрал картины, ставшие ему не интересными, отнес на мусорную свалку возле мастерской (пробовал жечь – жалко!), возвращается – все разобрали. Сколько там их было, которые дарить уже не в уровень, попросту не считал, где-нибудь за сотню наверняка. Так что кто-то из обитателей улицы Кирова в Новокуйбышевске неожиданно и безвозмездно стал обладателем малых живописных форм.
Нет, он не блаженный и не бессребреник какой. Может за свой счет возобновить свою же былую роспись в городском загсе, которую уже собрались замарать за ненадобностью. А может заартачиться и отказаться от материально не выгодной выставки в Португалии. Имеешь право, коли специально под твою картину в Эмиратах выбирают и покупают квартиру, а в Германии строят целый дом. Большинство из нас, смертных, приобрести приличную работу кисти художника Владимира Конева вряд ли смогут даже вскладчину. Серьезное искусство – не китайский масляный коллективный ширпотреб и не плоттерные экзерсисы Никаса Софронова. Оно теперь требует не жертв, а солидных вложений; собственно, составление коллекций давно сделалось одним из способов хранения капитала.
Но даже при таком, кажется, выгодном раскладе Конев избегает заказухи. Портреты пишет только своих родных, за крайне редким дружеским исключением – близких. Благо, семья у него по нынешним меркам немалая: супруга, сын да дочь, их семейные половинки, внучка. Вон она, Алиса, в лодочке с удочкой и черешней. Была прежде схожая работа, где в лодке нарисовал самого себя, в юности. Речь не о деталях семейного портрета и интерьера – ни одно свое произведение Владимир Конев принципиально не повторяет. В отличие от иных раститулованных коллег, порою тиражирующих один ставший вдруг популярным сюжет десятками, кабы не сотнями, экземпляров.
Так что достойные люди, приобретающие картину художника Конева, могут не сомневаться: им достался настоящий раритет. Среди ценителей нашего средневолжского таланта навскидку могу назвать Славу Зайцева, Юрия Башмета, покойного Мстислава Ростроповича и даже… Вот что меня особенно уело - … и даже Филиппа Киркорова, который, оказывается, с Владимиром знаком давно, а я вот только-только сподобился.
Зато на прощанье мастер подарил мне свою изысканно изданную книгу (боюсь, компьютер взбунтуется, если назвать ее альбомом или каталогом). И теперь я могу наслаждаться фрактальной (извини, Володь!) живописью Конева когда угодно и сколько угодно. Остальным желающим причаститься к прекрасному и вечному рекомендую внимательнее следить за случающимися еще у нас выставками и вернисажами. Или, на худой конец, время от времени заглядывать на помойку, что на улице Кирова в городе Новокуйбышевске – авось, художнику опять что-нибудь из сотворенного настоиграет.
Александр Владимиров
P.S. Работы художника Конева можно посмотреть на его странице в Интернете по адресу: www.konev-painting.narod.ru