6-го марта в художественной галерее «Виктория» открывается персональная выставка известного мастера Вадима Викторовича Сушко «Живописные метаморфозы»
У него есть лодка, на которой он постоянно выгребает не по течению. И на рыбалке, и в походе, и вообще по жизни. Характер такой. Натура. С которой и согласно которой он пишет свои картины вот уже более полувека.
В 1966-м молодые художники Вадим Сушко и Георгий Кикин по поручению ЦК ВЛКСМ отправились в творческую командировку по Волге. Для освещения участия молодежи в великих стройках коммунизма, как значилось в их официальных бумагах. На самом деле столичную охранную грамоту ребятам выправили их друзья из Куйбышевского городского молодежного клуба. В середине 60-х прошлого столетия ГМК-62, «Гамак», объединил самые светлые и не замусоренные идеологией молодые головы тогдашней столицы Среднего Поволжья. Артур Щербак, Исай Фишгойт, Вячеслав Климов, Владимир Наганов - эти парни были способны добиваться своего, умело используя административный социалистический ресурс. Во многом благодаря им у нас открылись Грушинский фестиваль и конкурс молодых пианистов имени Кабалевского, состоялся первый публичный концерт Высоцкого во Дворце спорта и много чего еще из разряда разумного, доброго, вечного, но по тем временам зачастую недопустимого. В общем, с морально-политических позиций волжская поездка двух куйбышевских живописцев выглядела безупречно. А как было в реальности – рассказывает сам «автор-исполнитель» Вадим Сушко:
- Ну, мы с Кикиным сразу решили: на кой нам эти стройки коммунизма, поехали по монастырям заброшенным. Там в ту пору где тюрьмы размещались, где психлечебницы – обычному человеку туда ходу не было. А нас с ксивой ЦК комсомола кругом пускали. Помню, в Романово-Борисоглебске стоит спасательная станция с флагом на колокольне взамен креста. Недалеко оттуда – детская колония со столярными цехами; по стенам цехов лики святых известкой замазаны по самые глаза. В Свияжске, напротив Казани, монастырь, еще Иваном Грозным основанный. В нем разместили центральный сумасшедший дом. Два вольера, в них совершенно раздетые мужики и бабы, которым иногда внутрь противень с какой-то едой суют. Главврач нам: мол, оставайтесь, комнату организую. Мы – нет уж, порисовали – дальше поплывем. По возвращении выставку в художественном музее сделали, он тогда еще в правом от входа крыле оперного театра находился. Народу собралось – не припомню, чтобы на выставку столько приходило. Аж на лестнице в очереди стояли…
Такая популярность, само собою, имела и оборотную сторону. «Где надо» тоже оценили нестандартный подход художника к выбору темы. И некоторые особо верноподданные собратья по кисти также постарались быть в русле генеральной линии. Не раз работы Вадима Сушко либо не допускались до выставок, либо снимались уже с готовых экспозиций. Тут вопрос и не в тематике вовсе. Сама манера письма Сушко – задиристая, вызывающая, порою даже хулиганская – до сих пор не дает покоя сторонникам академизма в живописи.
Вон тот же «Сенька-тракторист», что играет на виолончели (сюжет, кстати, привезен из Сургута – тоже из командировки «по стройкам коммунизма»). Оно, может, и хорошо, и общественно полезно, когда выпускник «Гнесинки» решил прикладным трудом приближать светлое будущее, а во время перекура приобщать работяг к прекрасному, правда? Да ведь написано с такою болью по несовершенству мира вообще и общественного строя в частности, что ни в какие жизнеутверждающие рамки не лезет. Столь же кричаще нелепо гораздо позже, в августе 91-го, будет смотреться гениальный виолончелист Мстислав Ростропович с «калашом» в руках. Короче, снять с выставки! И ведь снимали. Партия сказала – выставком ответил: «Есть»!
Впрочем, что нам музицирующий тракторист, когда самого Ильича Сушко умудрялся запечатлеть вопреки установленным канонам и оттого с тем же вернисажным успехом. Была у него такая картина: Ленин речь говорит, над ним полотнище с Карлом Марксом развевается, а внизу – сплошь внимающие головы. Похожего в Союзе во всех присутственных местах было пруд пруди. А вот в исполнении Вадима Викторовича что-то настораживало: то ли краски, то ли выбор позы, то ли общий настрой. Настораживало не всех; «завернутую» у нас работу охотно приобрели в Германии для частной коллекции (это Ленина-то!). Позже художник сделал триптих: рыцарь революции (Дзержинский), поэт революции (Маяковский), вождь революции (понятно, кто). Это солидное произведение сперва даже где-то повесили, но вскорости в нем усомнились и втихаря с той выставки вынесли. Знать, не судьба Вадиму Сушко быть придворным иконописцем.
А он по этому поводу и не убивался. У него в жизни свои устоявшиеся ориентиры и приоритеты. Вот еще один отрывок из его воспоминаний о той волжской творческой экспедиции 1966-го «по комсомольской путевке»:
- Доплыли до Углича, нас там поздно вечером с танкера выгрузили, вместе с лодками и барахлом, прямо на угольный террикон. Включили магнитофончик «Весна», слушаем Высоцкого: «И если Нинка не капризная, распоряжусь своею жизнью я…». Вокруг постепенно собираются грузчики, интересуются: кто поет, сидел - не сидел, потом – да это же про нашу Нинку-крановщицу. Та подошла, плачет, точно, говорит, про меня. По блату краном нас с того террикона и спустила. А после в Ярославле отошли порисовать, возвращаемся – все наши шмотки из лодок выпотрошены и около стоят очень прилично одетые граждане. Один представился капитаном, заявил, что у нас, по его сведениям, есть запрещенная кассета, попытался конфисковать. Потом говорит: ну, хоть переписать дайте…
В отличие от большинства шестидесятников, для Сушко Высоцкий – не кумир, а реальный живой человек. С которым они дружили, выпивали да закусывали. Которого он как-то на пару с Артуром Щербаком без билета самолетом отправил из Москвы в Магадан – после доброй гулянки, разумеется. И в то же время для Сушко Высоцкий – постоянный стимул творчества, как бы руководство к действию. Потому что каждая песня великого барда есть полностью завершенный яркий образ. И художник к тому же самому стремится в каждой своей картине. Раз написал Высоцкого, даже показывал где-то, но – не то, не так, не случилось. Теперь на том изрядных размеров холсте некая абстрактная композиция. А образ поэта присутствует в работе с названием из его же строчек: «И жара, жара, жара…» - на мой взгляд, достаточно надрывной (хотя, несомненно талантливо сотворенной).
Еще у него в большом фаворе Марк Шагал. Где-то в конце 1950-х, побывав на первой у нас в стране выставке работ Марка Захаровича, Вадим Сушко как-то нутром ощутил: «Мой художник». Тут трудно что-то комментировать, шагаловского слияния музыки с поэзией на полотне добиться никому из живописцев более не удавалось, но, сдается мне, какие-то мотивы оттуда в работах Сушко имеют место быть. Особенно в тематических картинах и пейзажах.
Но главным источником творчества для Вадима Викторовича, конечно, является Винновка, маленькая деревенька на волжском берегу. Здесь у него с 1986-го собственный дом. Здесь он ежегодно живет и работает с апреля по ноябрь, да и в остальное время наездами частит. Сказочное место для художника: тут тебе и Волга, и природа, и храм, и все прелести деревенского быта. Последнее – как раз на картине «Эх, Россия, ХХI век, Е.Т.М.» Аббревиатуру по цензурным соображениям расшифровывать не стану. Хотя хотелось бы. Поскольку впечатление от полотна сильное и как раз такое самое. Кстати, нынче в Винновке именно этого вида не сыщешь. Во многом благодаря хлопотам Вадима Сушко на том самом месте теперь стоит мужской монастырь с архиерейским подворьем.
- Только домик купил, сразу приметил: стоит разбитая церквуха, в которой коровы от слепней да солнца прячутся, но стоит достойно, отдельно, красиво, - рассказывает он. – Думаю, как бы этот храм восстановить. Обратился к владыке (тогда еще Иоанн Снычев был), тот отвечает: мол, и рад бы помочь, да нечем; кто разрушал – пускай тот и чинит. А кто разрушал, понятно ведь? Ну, пока бились-колотились, у нас сто властей переменилось. И церковных, и советских (в смысле, государственных). Мы и сходы собирали, и отец Павел (оказалось, сам художник, в прошлом выпускник Ташкентского института) в них участвовал. Наконец, после публикации в «Волжской коммуне», уже при нынешнем владыке Сергии, дело сдвинулось. В губернии нашли необходимые средства. И пошли «КаМАЗы» с материалами, техника загудела. Помню, в одном из первых шурфов обнаружили прямо под церковью останки расстрелянных людей, перезахоронили их. Теперь другая беда – монахов маловато, всего семеро. Но это, наверно, дело поправимое…
Винновка так или иначе присутствует на многих полотнах художника. «Белая невеста». Изысканная молодая барышня на парапете набережной. Чья-то призрачная, воздушная мечта, моделью для которой стала, между прочим, самая настоящая балерина из Питера. При чем тут сельская жизнь, скажете? Оказывается, деревенские мастера, ладившие Вадиму Викторовичу трубу и получившие за то аванс, тут же отлучились «по делу». И когда хозяин сыскал их спустя неделю, они слезно умоляли: дескать, не тереби, Вадим, к нам белая невеста нагрянула. Я так подразумеваю, что они русское народное синдромное заболевание имели в виду. А его вон совсем в другую сторону торкнуло.
Сюжеты приходят к нему всегда по ночам. Судя по общему количеству работ – более тысячи – часто приходят. И тут то ли завидовать, то ли, наоборот. Одна из наиболее сильных, по моему разумению, работ Сушко – картина «Да здра…». Маршала Тухачевского расстреливают, и он уже не успевает докричать про товарища Сталина с Советской властью. А может, и не про них вовсе? По сути жуть кошмарная, и написано сурово (вон и холст специально приготовлен, чтобы облезлым выглядел), а глаз не оторвешь.
И совсем иная работа, «Кричащая» называется. Там сначала гипсом, что ли рельеф, а уже поверх него – краски. При всяком изменении угла освещения картина смотрится по-новому. Солнышко на небе подвинулось – иные цвета заиграли. За несколько часов, проведенных в мастерской, я не переставал этому дивиться. И впрямь – живописные метаморфозы.
Готовясь к встрече, где-то вычитал, что Сушко склонен к эклектике. Если критик подразумевал смешение жанров, форм, красок, стилей et cetera, то это вы напрасно, мил человек. Вадим просто любознательный творческий мужик и по натуре экспериментатор. Частенько видящий гораздо вперед.
- Заказухи нет, - отвечает он на очередной вопрос, - хотя, погоди. Вот это – 1980-й год, заказ из ЦСКБ. Они где-то проведали, что я немножко сумасшедший, пришли ко мне: сделай что-нибудь без реализма. А я как раз увлекался солярографией, это отображение предмета в пространстве и времени. У нас потом оно как-то не привилось. А вот на оформлении олимпиады в Сочи использовалось в полный рост…
Тут как раз уместно припомнить, как во время оно, будучи главным художником худфонда, Вадим Сушко масштабно и со вкусом участвовал в оформлении нашей площади Куйбышева. До теперешних времен разве флагштоки дожили, а ведь были расписные горки, возвышался над катком здоровенный Гулливер, по самым передовым технологиям с использованием металлических рожков украшали главную областную елку. И отдельное спасибо ему за «Парус». Кто помнит, был такой ресторан, считавшийся самым крутым в Куйбышеве, где ежевечерне тусовался весь тогдашний бомонд: местные и заезжие знаменитости, фарцовщики, цеховики, картежники и прочий добрый люд. Причем «Парус» ими был выбран не за центральное расположение (на ул. Куйбышевской наличествовало еще с пяток заведений питейного общепита), а именно благодаря респектабельному деревянному декору. К созданию коего приложил руку и крошку таланта Вадим Сушко.
Наша беседа частенько сворачивала в прошлое. Где художники благоденствовали под сенью собственного фонда (мой визави очень образно заметил: «Была у нас избушка лубяная, а нынче и ледяной не стало»). Когда у музея находились средства для покупки работ местных достойных мастеров. И каждая выставка, с подачи незабвенной Анетты Басс, обязательно заканчивалась творческим обсуждением – не всегда для автора приятным, порою обидным – но ведь для пользы дела. А областная и городская власть (тут традиционно теплые слова в адрес Владимира Павловича Орлова и Алексея Андреевича Росовского) не брезговала на часок из своих высоких кабинетов спуститься до мастерских. В которых художников было меньше, а мастеров среди них не в пример нынешнему больше.
Однако же особо брюзжать было некогда. Выставка на носу. Сушко не подавал виду, но было заметно, как трепетно он к ней готовится. То как бы невзначай спросит, подходящее ли название придумал. То вдруг поинтересуется, уместно ли будет каждый период творчества отметить соответствующим автопортретом. То посетует вслух, что вот не успевает закончить картину с булгаковскими персонажами.
Надо бы сходить да глянуть, закончил ли. А нет, так и не беда; последних выставок не бывает, эта – крайняя.
И вот еще что. В заголовке речь совсем не про домик в деревне. Винновское строение никак не вписывается в новорусские категории. Его владелец художник Вадим Викторович Сушко – тем более.
Александр ВЛАДИМИРОВ
Коллеги о Вадиме Сушко
Полина Горецкая:
-Талант художника очевиден, и не стану пышно о нём распространяться, скажу только, что суть его «метаморфоз» – в рефлексии, в способности выделять из всего потока информации важные и нужные элементы, чтобы сосредоточить на них внимание и подать их дерзко, по-хулигански.
Имя рыжеволосого Патрика Хулигена с «Зеленого острова» Ирландии стало нарицательным. Это я к тому, что и Сушко Вадим, если кто не знал или забыл, тоже рыжий. Озорник и хулиган без возраста, в высоком, разумеется, смысле, как Шукшин и как Высоцкий. Валентин Гафт писал о таких людях: «Горит на небе новая Звезда, Ее зажгли, конечно, хулиганы».
Владимир Конев:
- С Вадимом Сушко мы дружим уже ровно 50 лет, с того момента, как в Новокуйбышевске открылась художественная школа. После окончания Пензенского художественного училища Сушко приехал работать преподавателем в эту школу, а мы были первыми учениками и первыми выпускниками Новокуйбышевской художественной школы.
Вадим с самого начала стал нам не только учителем, наставником, но и просто другом. С ним всегда интересно. Он брал нас с собой на пленэры, в походы, на выставки. Приглашал в мастерскую, показывал свои новые работы после поездок по Волге, на север. Почти все из нашего первого выпуска стали художниками и архитекторами.
За 50 лет Вадим Сушко из молодого художника вырос в настоящего мастера со своим ярким творческим языком. В его работах меня восхищает выразительная пластика, лаконичность, экспрессия и любовь к тому, что он пишет. За внешней лёгкостью и простотой исполнения его работ скрывается большой многолетний труд, постоянный поиск и доведение пластического языка до совершенства. Это относится и к его графике. Графика Сушко легка, воздушна, выразительна и часто иронична.
У Вадима много учеников, и мне повезло, что я в их числе. Теперь мы всё чаще встречаемся на вернисажах друг у друга. Уверен, что предстоящая юбилейная выставка у Вадима в галерее «Виктория» пройдет достойно.
Многие лета и творческих успехов Вадиму – моему учителю!