Один из первых советских телесериалов — «Тревожные ночи » снятый в 1969-м году на Куйбышевском телевидении на долгие годы стал визитной карточкой нашего города. Предлагаем читателям «Парка Гагарина» главу из книги Эдуарда Кондратова «Я помню все...» о том как создавался этот легендарный фильм.

 

Случилось это в конце ноября 1967 года, когда редактор «Волжской коммуны» Вениамин Кузьмич Щербаков дал нам с Сокольниковым задание: побывать в Куйбышевском управлении КГБ и написать к его 50-летнему юбилею что-нибудь очень интересное о деятельности чекистов... Только не сегодняшних, а сугубо в историческом аспекте. Мы и поехали на улицу Степана Разина. Приветливый пожилой дяденька в штатском, он же подполковник Козлов, архивариус и создатель музея управления, привел нас в пустой кабинет и стал подкладывать нам одну за другой пухлые папки с пожелтевшими от времени документами. Кое-какие страницы были, правда, защемлены скрепками — полвека прошло, а они всё ещё были бо-оль-шим секретом. Копались мы, копались в архивах и кое-что для газеты накопали. Накануне юбилея «Коммуна» напечатал два наших очерка – «Часовые революции», героями которого были самарские чекисты 1921-го года, разоблачившие контрреволюционный заговор, и еще «Игра» – о радиоигре, которую вели с абвером куйбышевские кагэбэшники, отловившие в 1943 году под Сызранью фашистских диверсантов.

Очерки, как очерки... Нас похвалили, только и всего. Шли месяцы, Володя опять вернулся на телестудию, я работал в «Коммуне» заведующим отделом литературы, искусства и науки, Щербаков относился ко мне весьма благожелательно. И тут Сокольников предложил мне написать вместе с ним сценарий телефильма по мотивам очерка «Часовые революции». Очень уж интересная фактура, жалко, если ограничимся газетным очерком. А что если телефильм?... Да еще – чего мелочиться-то? – двух или трёхсерийный, а?!

Тогда только-только появлялись на «голубом экране» первые телесериалы, имели они потрясающий успех, хотя помнятся сейчас лишь два – «Принимаю огонь на себя» и «Майор Вихрь». Третий – «Операцию «Трест» – Колосов тогда еще не начинал снимать.

Предложение было соблазнительным, отказаться я не мог, хотя и никакого понятия не имел, как пишутся киносценарии. Да и Володя не очень-то был в этом жанре копенгаген, хотя и работал на телевидении. Постановщика мы наметили сразу: им должен был стать телевизионный режиссер Владлен Недолужко, имевший ма-а-хонький киноопыт – 15-минутный телефильм «Старик в потертой шинели» по рассказу Константина Паустовского.

Но говорить о режиссуре было рано. Надо было еще сочинить саму историю. Да-да, именно сочинить, потому что фактуры, почерпнутой в архивах КГБ, было, что называется, кот наплакал. Что мы узнали? Что в 1921 году чекисты за одну ночь арестовали полторы сотни заговорщиков, готовивших свержение Советской власти . И что вроде бы связаны они были через владельцев Жигулевского пивкомбината с заграничной белогвардейщиной. Знали мы, правда, фамилии некоторых чекистов Самарского ГПУ.

Вот и всё, пожалуй... Для очерка фактов хватило. А для сериала?.. Эх, где наша не пропадала?! Пришлось дать волю фантазии, и понесла она нас, родимая, как на крыльях. Появились и герои, и коварные враги, и смятенно мечущаяся интеллигентная барышня... Героям дали фамилии университетских приятелей. Кому какой эпизод писать, разыгрывали, как и раньше, на картах. Работали жарко, весело и, главное, плодотворно. Уж и не помню, сколько недель мы потратили на сочинительство, но когда рукопись сценария была отпечатана и отдана режиссёру, оказалось, что очень многое придется переделывать. Спорили мы с Недолужко до посинения, но в основном приходилось с ним соглашаться – все-таки режиссеру виднее, как и что будет лучше глядеться на экране. Вполне закономерно, что к авторскому дуэту добавилась и третья фамилия – Недолужко, чья роль в сценарии определена была титром «при участии».

Конечно, это было какое-то безумие – непрофессионалам, вовсе не киношникам замахнуться на трехчасовой сериал. Но ведь еще большую, не типичную для номенклатурного товарища смелость проявил председатель областного Госкомитета по радио и телевидению Константин Иванович Шестаков, рискнувший выбить у Москвы под наш сценарий государственные деньги. Насколько большие, не знаю, но сам факт, что их дали провинциальной телестудии, был удивителен.

А коли дали, надо было их поскорее в дело пускать... Начали с кастинга. Правда, слова такого тогда мы еще не знали и называли волнительный этот процесс по-русски – актерскими пробами и отбором статистов. После объявления в газете желающие сниматься в кино пошли на телестудию нескончаемой вереницей. Преимущественно молоденькие девушки, школьницы и студентки. По фильму нам нужны были зрелые мужики, изображавшие бы нэпманов, заговорщиков и бандитов. Молодежь мужеского пола, конечно, годилась на роли чекистов, а вот девица нам нужна была лишь одна. Однако эта вакансия была априори забита теледиктором Наташей Недолужко, женой постановщика. Так что слёз девичьих пролито было в избытке. А подходящих типажей не хватало.

Порой в поиске их ассистенты и помрежи на улице останавливали мужчин с виду поплотней и понебритей и предлагали сняться в кино. Гонораром соблазнить было трудно – за съёмочный день статисту платили 3 рубля, за участие в эпизоде – 11 рублей в день. Иногда попадались выразительнейшие личности. Например, вахтер кинохроники – ну, типичный старый пахан. А наш сосед по дому, толстячок Вовка Тарзилов – классический молоденький нэпман. Из ассистентки ТВ получилась шикарная толстенная бандерша с распущенными по плечам волосами. В проходных ролях снимались сотрудники телестудии, их родственники, знакомые и знакомые знакомых. Даже моя Лариска отметилась в роли закутанной в платок девочки, которую ведет за руку по булыжной мостовой согбенная бабушка. Потом весь третий класс высматривал её в этом выразительном эпизоде.

Но хоть это были только лишь статисты, мороки и с ними было предостаточно. пришлось шить множество костюмов по моде начала 20-х годов, обрядить кого в кожаные куртки, кого в кители и гимнастерки, а кого и в одежды тогдашних мещан и вновь появившихся в те годы буржуев.

По ходу съемок в работе с массовкой возникали непредусмотренные осложнения. Например, когда снимали ночью в санатории имени Чкалова, нэпманский ресторан с цыганами, гульбой и пальбой, пришлось трижды ставить на столы тарелки с закусками, потому что многочасовая съемка раскрутила у статистов жуткий аппетит. «Ещё дубль!» – командовал режиссёр, а на столах-то опять пусто. В смету фильма эти дорогостоящие неожиданности вставить было сложно, еще сложнее – восстановить ресторанное приличие на столах, поскольку времена были голодные, полки в продуктовых магазинах, как правило, пустовали.

Лучшие актеры Куйбышевского драмтеатра охотно согласились сняться в одном из первых советских сериалов, хоть и не у всех получилось, как надо. К примеру, народного артиста РСФСР Михаила Аренского, снявшегося в роли нэпмана Башкатина, приехавший из Москвы куратор фильма Сергей Колосов забраковал, пришлось все сцены с ним переснимать. Актёр прекрасный, а вот типаж – ну, абсолютно не подходящий, «не наэпман, а раввин», по словам Колосова. Но большинство наших актеров достойно выглядели на экране, хотя опыта работы в кино у них не было.

Пожалуй, только для Светланы Боголюбовой наш фильм не был дебютом: еще при жизни Сталина она снялась в главной роли в официозном фильме «Клятва». Ныне же Светлане Игоревне предстояло играть Нюсю – молодую самарскую интеллигентку, эдакую рефлектирующую врагиню коммунистов. Роль эта трудна была уже и потому, что по сценарию Нюся была много моложе нашей Светланы. Однако же сыграла она прекрасно. Вполне справился с ролью Гаюсова – врага № 1 – и Ольгерд Тарасов, колоритные образы создали ветераны сцены Сергей Пономарев, Николай Клюев, Адександр Демич, Николай Кузьмин и молодые актеры Ванда Оттович и Иван Морозов.

А вот на главные мужские роли пригласили знатных варягов... Ведущий молодой актер Товстоноговского БДТ Валерий Караваев, народные артисты РСФСР, к тому времени уже знаменитые киноактеры Владимир Емельянов и Сергей Яковлев, как ни удивительно, согласились сыграть в фильме, где и режиссеру не хватало должного опыта, и оператор Володя Вовнянко был только что закончвшим ВГИК новичком, как, впрочем, и Владимир Тараканов, главный художник. Никогда не имела дела с кино и второй режиссер Маргарита Афанасьева, ну а о сценаристах я уже говорил. Смех и грех! И как же мы были благодарны этой приезжей троице! Как естественны, как органичны были в любой сцене фильма оба мэтра! Высокие профессионалы, они вытащили фильм, который и сегодня с теплотой душевной воспринимается зрителями, когда он нет-нет, да и появляется на телеэкране.

На съемки ушло полтора года... Те, кто еще жив, здоров, вспоминают его с улыбкой, с ностальгической слезинкой в голосе. Добрая атмосфера, в которой работал наш разношерстный коллектив энтузиастов, сумевший без какой-либо производственной базы, безо всякого киноопыта, буквально по наитию снять трёхчасовой сериал, была главным залогом нашей общей удачи. Жаль только, что ковш дёгтя в бочку мёда влили нам при озвучивании «Тревожных ночей» деятели Ленинградской киностудии. Многие питерские актеры в это время были в простое, вот и дали им на студии подзаработать, озвучив фильм вместо куйбышевцев. Вызвала эта подмена и обиду, и... взрывы горького смеха, когда сами актеры услышали, как Ванда Оттович, обладательница глубокого контральто, заговорила в фильме писклявым дискантом, а басовитый Ваня Морозов – тощеньким тенорком.

Хотя на постановку фильма денег было мало и о дорогих декорациях и речь не могла идти, натура «Тревожных ночей » необыкновенно экзотична. Старинные купеческие дома, подъезды с железными узорчатыми лестницами, крутые спуски к Волге, живописная деревянная резьба, жутковатые трущобы, интерьеры дореволюционной постройки зданий банка, дворянского собрания... Москвичи смотрели телефильм и поражались: до чего же хорошо поработал художник, какие виды, какие декорации!.. И с трудом мне верили, что всю эту красоту снимали на натуре и что только сцены в кабинетах сняли в павильонах Ялтинской киностудии, куда выезжала часть группы. В Куйбышеве же искать подходящие объекты для съемок нам помогал весь город, режиссеру и художнику приходилось отбиваться от предложений типа: «вот у нас на Садовой есть такой домик» или « да не здесь бы вам лучше снимать, а там, где я вам щас покажу»... Киногеничных кварталов и зданий в городе, особенно на улице Куйбышевской, архитектурной его кунсткамере, и в самом деле предостаточно. И по сей день.

Работать в газете мне становилось всё сложнее – ведь нам, сценаристам, приходилось бывать на съемках чуть не ежедневно. И я решил уйти из «Волжской коммуны» на телевидение. Уйти оказалось не так просто: редактор газеты Щербаков всерьез на меня рассердился, даже обиделся и сказал было «нет!», но я настоял на своём и ушел на ТВ старшим редактором литературно-драматических передач. Впоследствии, когда меня будут принимать в «Известия», к этому изменению служебного положения, зафиксированного в моей трудовой книжке, столичное начальство отнесётся с подозрением: за какие, мол, грехи пришлось уйти из газеты «на такое понижение»? Да, поверить в это сегодня трудно, но тогда общественный статус ТВ и партийной прессы были далеко не одинаков.

Так или иначе, а с Володей мы снова стали работать в одной редакции. На съемках, повторюсь, мы постоянно торчали, поскольку нужно было время от времени править себя же, меняя по требованию актеров какие-то фразы – не всякое написанное слово, произнесённое вслух, звучит хорошо. Но к нашей помощи постановщики прибегали не часто, и Недолужко как-то напустился на нас: «Какого черта болтаетесь попусту? Давайте-ка поснимайтесь тоже».

Ха! А почему бы и нет?! Жить стало еще интересней, хотя наши актерские таланты режиссер, увы, использовал не так уж и полно. Так, эпизодически... В фильме есть драматическая сцена, когда Нюся с пистолетом в руке врывается на чердак, где засели нехорошие контрреволюционеры, промахивается, стреляя в Гаюсова, и падает, сраженная выстрелом человека с глубокими залысинами и накинутой на плечи шинели. Этот убивец главной героини – Володя Сокольников. Ну а мне пришлось в фильме поиграть чекиста – с усиками, тогда еще приклеенными, в кожаной куртке, такой же фуражке и с наганом. В первой серии я участвую в аресте Кропочева, главного героя, в третьей – выслеживаю Нюсю, потом, размахивая наганом, врываюсь в аптеку, в ту, что на углу Ленинградской, с криком: «Всем оставаться на местах!». И – самое приятное – на старинном «форде» еду по Самаре, подъезжаю к редакции «Коммуны» и что-то там такое говорю насчет объявления... Меня, впрочем, тоже переозвучил какой-то ленинградский артист, по легенде – Карнович-Валуа.

Увидеть себя в кино было чрезвычайно интересно – забавно и слегка неприятно, поскольку дилетантизмом всё-таки несёт на версту.

Фильм сдали за день до наступления Нового, 1970-го года и вскоре показали на местном телеэкране, потом – по второй программе Москвы. В «Правде» появилась большая рецензия «Правда образов и обстоятельств», нас очень и очень в ней хвалили. Хотя радость по сему случаю несколько подпортило осознание, что автор рецензии – сам Шестаков. Но пресса и потом была большая и весьма восторженная. Сериал тиражировали и разослали на все базовые телестудии страны. И если бы примерно в это время не появился на телеэкранах сериал «Операция «Трест», о нашем фильме говорили бы много больше, а так он всё же остался несколько в тени грандиозной работы Колосова, которая, кстати, и тематически и по времени действия перекликалась с нашей. Больше того, мы с Володей, сочиняя сценарий, придумали, просто от фонаря, что контра намеревалась взорвать мост через Волгу под Сызранью. Так вот, глядючи на голубом экране «Трест», мы злорадно порадовались, что и у колосовцев есть эпизод, в коем говорится о существующей контрреволюционной организации и предполагаемом взрыве моста.

«Тревожные ночи » центральное телевидение показывало много раз, республиканские и региональные студии и того чаще. Бывая в столицах тогда еще братских республик и в крупных городах России, я убеждался, что фильм знают и помнят всюду. Для меня он был, куда ни поедешь, визитной карточкой, словно «сезам, откройся!». Светлана Боголюбова рассказывала, что когда после съемок она поехала в Трускавец, то по дороге в санаторий её предупредили, что рассчитывать на хорошую палату ей не приходится – нужен великий блат. Но стоило актрисе войти в вестибюль санатория, как раздался восторженный возглас администраторши: «Так это же Нюся!». Проблем с сервисом, само собой, у неё там не было.

И еще вот что замечу: в те годы уже мало кто в СССР помнил, где она, эта Самара, и потому шибко удивлялись люди, узнавая подлинное имя города Куйбышева – того, который на Волге, а не который еще есть в Сибири. А мы-то с Сокольниковым сначала назвали наш сериал банальнейше – «Часовой революции». И надо же: как это ни удивительно, переназвавшее его начальство на сей раз оказалось куда умнее и предусмотрительней творцов.

Только до сих пор я жалею об одном нашем с Володей серьезном упущении: в фильме совсем нет любовной линии – ни щемящей драматической, ни счастливой, никакой. Вспомни мы о ней вовремя, поклонников у «Ночей» было бы еще больше. Да вот слишком уж увлеклись мы тогда приключенческой фабулой, разгадками тайн и погонями. Профессиональной мудрости нам не хватило, это уж точно.

Эдуард Кондратов, "Я помню все..." 2005 г.