Пять лет назад, пока я тихо-мирно гладила кота и думала, неотвязно думала кое о чём, постепенно нагреваясь под косыми лучами солнца, которые падали на меня из окна, пробиваясь сквозь заросли амазонской лилии, Терри Праттчет и Терри Гиллиам, великий писатель и великий кинорежиссёр делали примерно то же самое.
Нет, не так – каждый из них делал что-то своё, но они думали одну и ту же мысль. Собственно говоря, они думали ту же самую мысль, что и я, и мысль эта была о кошках и о баскетбольном мяче Леброна Джеймса.
- В сказке не так важен метод, как порода кошки, о которой вы пишете, – изрёк Терри Праттчет, слегка приподнявшись на смертном одре, и все его многочисленные родственники, они же – претенденты на наследство, подобострастно затыкали пальцами в телефоны, будто бы записывая умную мысль. Несмотря на неважное самочувствие, вследствие которого Терри Праттчет два дня назад подписал бумагу о своём согласии на процедуру эвтаназии (так, на всякий случай), он не мог без сострадания смотреть на своих меркантильных родственников, потому что знал: никакое наследство им не светит. Все свои гонорары писатель тайно тратил на благотворительность: он содержал приют для кошек породы «курильский бобтейл». Это влетало в копеечку, потому что в последнее время на острове Кунашир, где Праттчет коротал последние дни в ожидании эвтаназии, поголовье бездомных бобтейлов за три зимних месяца выросло столь драматично, что глава департамента по соцзащите бездомных животных, полный тёзка Мишеля Фуко, вынужден был подписать указ о Белом Рейде службы 911 (БР). БР службы 911 проводился раз в неделю с целью отлова бездомных кошек, но в отличие от Чёрного Рейда (ЧР) той же самой службы, который обычно проводился тайно, под покровом ночи, и имел целью изгнание бездомных кошек из города, участники Белого Рейда сдавали всех пойманных кошек в приют Терри Праттчета – всех до одной, хотя если кто-то пытался присвоить особо симпатичную кошечку, это естественное желание не встречало возражений у руководства службы спасения.
Так вот, последние дни умирающего Терри Праттчета ознаменовались тяжёлым дыханием, галлюцинациями из жизни кошек его любимой породы «курильский бобтейл» и нежеланием огорошивать своих многочисленных наследников скорбной новостью о том, что всё наследство великого сказочника состоит в десятке пакетиков изысканного кошачьего корма, завалявшегося в холодильнике, и в баскетбольном мяче, который его лучший друг, знаменитый на весь мир баскетболист Леброн Джеймс, забыл как-то раз у него в гостях.
В это же самое время, пока Терри Праттчет, собравшись умирать посредством эвтаназии, на другом конце света другой Терри – а именно Терри Гиллиам вознамерился снять художественный фильм из жизни баскетболистов. Совсем непросто осуществить такой замысел, если вы Терри Гиллиам, человек, вынужденный всю сознательную жизнь изображать радость от безумных фантазий, заполняющих каждую его свободную минуту. Полагаю, что тут нет людей, которые склонны думать, будто такие фильмы, как у Терри Гиллиама, возможно снять, не страдая от безумных фантазий, – вот и Гиллиам страдал, но он был хорошо воспитанным человеком, то ему не хотелось огорчать окружающих своей кислой миной, и потому он делал вид, что постоянно пребывает в состоянии повышенной весёлости. Это, во-первых, позволяло ему держаться чуть поодаль от вечно взбудораженной последними политическими новостями толпы, которая то и дело выкрикивала: «Трамп! Трамп!», либо просто неразборчиво (или, как пишут в расшифровке стенограмм, «нрзбрчв») галдела, а во-вторых, позволяло спокойно думать о кошках.
В этот раз Терри Гиллиам в припадке сентиментальности мечтал о том, как главный герой его будущего фильма, знаменитый Леброн Джеймс, подбирает на студёной зимней улице крошечного котёнка с полосками на спине, после чего приносит его домой и обустраивает ему тёплое лежбище между изголовьем своей кровати и окном, поначалу не заметив, что его любимый баскетбольный мяч отныне оказывается перманентно приперт к стенке мирно похрапывающим животным. О доброте Леброна ходят легенды, и никто никогда не усомнится в том, что больше всего на свете он боялся побеспокоить крепкий кошачий сон. По этой причине Леброну, фантазировал Гиллиам, придётся уйти из НБА, несмотря на плач безутешных поклонниц – ведь не может же великий игрок, легкий, а тем более – тяжелый форвард тренироваться, имея вместо мяча жалкий симулякр!
Тем временем, пока Гиллиам думал про симулякр, Терри Праттчет слегка подвосстал из мёртвых, сел в постели и попросил пить. Похоже, он передумал умирать, с тревогой и разочарованием подумали почти все его алчные родственники и, потеряв интерес к болезни Праттчета, разбрелись кто куда. Писатель тем временем, нащупав под подушкой свой старенький мобильный телефон, набрал номер Леброна Джеймса и рассказал, как ловко он всё устроил с эвтаназией: теперь, согласно завещанию, его родственники получат после его смерти дырку от бублика в виде десяти пакетиков кошачьего корма и выцарапают друг дружке глаза от злости. «А ещё я упомяну в завещании твой мяч, дорогой Леброн, – сказал Терри, попыхивая косячком, – пусть его получит моя двоюродная племянница Кэт. У неё добрый нрав, в отличие от остальных, и самое главное – она умеет с разбега прыгать в лужи!»
Сам Леброн всё это время лечил привычный вывих левого запястья и целыми днями уныло бродил по своей квартире. Как и очень многие другие знаменитости, он решительно не представлял, чем и как занимать время, когда оно тянется слишком медленно или, напротив, бежит чересчур быстро. Но вдруг, разговаривая по телефону с Терри Праттчетом (который, по мнению Леброна, совсем не походил на человека, дни которого сочтены), он подошёл к окну и тут в поле его зрения появились сразу три курильских бобтейла (они переходили Пятую авеню, гордо распушив смешные короткие хвостики). Леброн расправил плеч, поспешно простился с Праттчетом, пожелав ему скорейшего выздоровления и забыть о своём дурацком завещании. Он решил полностью изменить свою жизнь, забрав всех кошек к себе. Это решение пришло к нему так органично, что он и думать забыл не только о ноющем запястье, но и о том, как всего лишь год назад его одолевала страшная аллергия на кошек.
В этой истории, как и в любой другой истории про кошек, писателей, кинорежиссёров и баскетболистов, не было бы ровным счётом никакой морали, если бы в ней не упоминалась двоюродная племянница Терри Праттчета – да, та самая Кэт, большая любительница прыгать в лужи с разбега. Именно её присутствие по-настоящему интригует и придаёт смысл всей этой истории о том, как совершенно разные люди одновременно думают одну и ту же мысль – про кошек и мяч знаменитого Леброна Джеймса.
Екатерина Спиваковская