После истории с перекраской сырных ворот на входе в парк Гагарина арт-критик Сергей Баландин в интервью «Бигвиллу» посетовал: «Расстраивает не столько уничтожение работы ШХЗ – это должно было случиться – сколько отсутствие диалога и интереса к частным инициативам у представителей администрации».

Расстраивает? На вас, как выражался куплетист Велюров, не угодишь, подумала я, дивясь впечатлительности арт-критика: чего расстраиваться-то? Радоваться надо отсутствию диалога и интереса к частным инициативам у представителей всех видов администраций – чем меньше кабинетного внимания, тем лучше, а то будто бы мы не знаем, что любой андерграунд заканчивается там, где у чиновников возникает к нему интерес.

Представьте себе на минуточку, что добрые чиновники городской администрации подкарауливают граффитиста Жбана, когда тот крутит лебёдку, чтобы учинить очередной граффити-перформанс на верхотуре какого-нибудь небоскрёба, и охмуряют его приличным гонораром. А тот, по здравом размышлении, соглашается, выныривает из строительной люльки в свой личный вертолёт, только что подаренный Олегом Фурсовым, и, куря гаванскую сигару, летит патронировать процесс росписи Ширяевских штолен мозолистыми руками таджикских гастарбайтеров: не самому же теперь корячиться. И всё, Митькой звали вашего Жбана, отныне он больше не самарский Бэнкси, а прикормленный холуй.

Или пусть не Жбан. Пусть кто-нибудь менее недосягаемый и таинственный. Представьте себе, что арт-группа ШХЗ под покровом ночи малюет мышей на свежеперекрашенной в жёлтый цвет плоскости «сырных ворот», а мимо идёт группа товарищей из департамента по благоустройству города. Вышли подышать посреди ночи – а что? Кабинетная работа, гиподинамия, застой лимфы, когда-то же людям надо свободно подвигаться. И вот идут эти товарищи по Московскому шоссе и видят, как молодые художники азартно предаются вандализму. О, радостно восклицают чиновники, отлично, не хотите ли получить скромный транш на развитие своей мышиной концепции? Хотим! Хотим! – радостно подпрыгивает ШХЗ, с благодарностью принимает сундук с монетами и, прижимая его к груди, удаляется в апартаменты на берегу Жигулёвского моря: обдумывать свежие идеи под уютное потрескивание дровишек в камине.

Мышиная концепция? – лениво вопрошают члены ШХЗ месяц спустя, потягивая джус через соломинку. Не знаем про такую, не помним. Нам через полгода на аукцион Сотбис, у нас тут редкий хэнд-мейд. И показывают вам щепочку от полена, только что порубленного для растопки камина. Щепочка как щепочка, вам она кажется просто щепочкой, ничего редкого, но кого интересует ваше мнение, если вы никто, а арт-группа ШХЗ живёт на содержании у департамента по благоустройству Самары? То-то и оно.

Или не ШХЗ. Допустим, девочка рисует классики возле утиного пруда в том же парке Гагарина, а рядом топчется депутат Матвеев, охваченный отеческим умилением. Какая, думает Матвеев, молодчина, классики рисует! Цветными мелками! И кидает уткам через ограду куски городской булки, несмотря на строгое предупреждение на табличке о том, что уток, мол, не кормить: разжиреют и сдохнут. Девочка-девочка, говорит депутат Матвеев, а давай мы тебе накупим разноцветных шариков, а ты будешь рисовать классики повсюду, а? И писать в каждой десятой клетке «Михаил Матвеев – лучший друг детей», мысленно добавляет он, впрочем, тут же устыдившись такого своего прагматизма. Девочка, переглянувшись с мамой, немедленно соглашается и всё, пиши пропало: классики как традиционное девчачье развлечение уже через неделю теряют всякую привлекательность – они повсюду, они буквально на каждом шагу, и теперь каждый должен скакать в классики, предварительно купив билет, чтобы помочь девочке «отбить» сумму, потраченную на мелки.

Учит вас писатель Булгаков вместе со своим штатным дьяволом ничего ни у кого не просить, учит, а толку? Всё равно просите, а если не просите, то намекаете, что ждёте, чтобы вам «пришли и сами принесли». Ну, допустим, придут, принесут, как в этих моих воображаемых сюжетах, будет вам счастье и благополучие, начнёте заплывать антихудожественным жирком, в глазах у вас погаснет тот самый огонь, по которому художник отличается от нехудожника, а на месте огня затуманится сытый флёр респектабельности. Тьфу.

Нет, нет, я не считаю, что художник должен быть голодным, боже упаси. Но я считаю, что художник – сытый ли, голодный, без разницы – должен радоваться свободе самовыражения и не упрекать людей, которым таковая не свойственна по их природе, в том, что они недостаточно щедры и понимающи. А то, художники, знаете, съест вас однажды эта странная тяга к поиску сервильной поддержки у тех, кто вам никто, ничто и звать никак. Съест, как Серый Волк – Красную Шапочку, и никакие дровосеки вас уже не вызволят. Всё ведь с сырными воротами сложилось как нельзя лучше – и интрига была, и перформанс удался, и серьёзных репрессий, слава тебе господи, не стряслось. Ну, может, фыркнул какой-нибудь индюк из администраторов что-нибудь наподобие «Попробовали бы они сделать это в мИчети!» – и успокоился.

Всё было здорово, и сами оторвались, и народ порадовали, и даже в историю города раз и навсегда вошли. А что угрюмые люди потом велели всех мышей обратно закрасить, так на то они и угрюмые, и потому их нужно курощать и низводить разными перформансами как можно чаще.

Я, разумеется, разжигаю и провоцирую, и даже с помощью своей собственной мыши изобразила мини-перформанс в отверстии поруганных ворот (см.фото). Должна же и от меня быть радость этому городу.

Екатерина Спиваковская