Рай, как человеку крайне тщеславному, представляется мне так: я сижу на облачке в белом прозрачном оперении с перламутровыми отблесками по краям, благоухаю парфюмом за миллион евро, закатываю глаза в блаженной неге, а вокруг меня суетятся братья Коэны, сразу оба.

Подносят мне кофе с чашечках с золочённым ушком, дарят серьги в виде хрустальных бубенчиков, интересуются, мягко ли мне сидеть или нужно заказать в Икее облачко помягче. Ну, и между делом снимают свои великие фильмы. А я, значит, всячески к ним придираюсь. Говорю, например, тоном маститого кинокритика, будто бы что-то в этом деле смыслю: «Что же вы, друзья мои, Итан и Джоэл, так расспекулировались на кинозвёздах? Зачем в своём последнем фильме под названием «Да здравствует Цезарь!» сделали ставку на знаменитостей? Что, фантазия поистощилась? Больше нет в ваших шустрых еврейских головах ни одного остроумного сюжетного хода, ни одного достойного гэга, ни одной тонкой шутки? Да взять на роль парторга-коммуниста эту гору мускулов Ченнинга Татума, чтобы выжать из добродушного зрителя взрыв хохота, каждый дурак может! Вы же не какие-то жалкие съёмщики сериалов для домохозяек! Вы же братья Коэны! Стыдитесь!»

А они, значит, дробно суетясь, подливают мне ещё кофий, и оправдываются: «Голубушка, да чем же тебе не полюбился Ченнинг Татум? Он обычно нравится девушкам, а что роль у него такая парадоксальная, выходящая за рамки его канонического амплуа, так на то и был наш творческий расчёт – слышала ли ты, милая, когда-нибудь популярное фейсбучное выражение «разрыв шаблона» или ты попусту круглые сутки просиживаешь штаны в интернете и по сию пору не заучила ни одного модного термина?»

«Да как же не заучила, когда именно заучила, – отвечу я им, возмущённо поперхнувшись, – Считается, что все режиссёры должны мечтать о том, как они старательно ублажают зрителя, а он их потом благодарит. Ничего подобного! Это зритель существует для того, чтобы кино могла его терзать длиннотами, плохим дубляжом, актрисами-ломаками, актёрами с наружностью паханов на зоне, вымороченным сюжетом и глупыми шутками. Зритель обязан всё это съесть вместе с попкорном. Но я не тот, совсем не тот зритель, уважаемые братья Коэны! Не на ту напали. Были и до вас взломщики шаблонов, а если вы не видели картину «Апокалипсис по-голливудски», где ваш кумир Ченниг Татум сыграл в эпизоде БДСМ-раба, так это ваши пробелы, а не мои. И речь совсем не об этом, а о том, что если каждый начнёт злоупотреблять славой кинозвёзд, то всё ваше голливудское кино закончится, как постепенно выдохлось и наше отечественное, пусть и по другим причинам».

«Это по каким же?» – спросят меня любознательные братья. «А по таким! – запальчиво воскликну я. – По причине физического вымирания дерзких и талантливых режиссёров. На нашей выжженой земле скоро никого не останется, кроме разве что Жоры Крыжовникова, но вы-то, вы, братья Коэны! Пошто вы решили удушить Френсис МакДорманд, предварительно поуродовав её безжалостным гримом?» «Ну, извините, – вкрадчиво ответит мне Джоэл Коэн, почесав макушку, – Френсис МакДорманд, упомянутая вами только что ни к селу ни к городу – моя собственная супруга, хочу – душу, хочу – с кашей её ем. Тем более, что удушена она была не полностью, а лишь частично, и всё обошлось. А главное, что это вы к нам так, голубушка, прикапываетесь, словно вам наш фильм не понравился? Сами же верещали от восторга на весь мультиплекс, особенно когда пресловутый Ченниг Татум, проводив взором чемоданчик, битком набитый выкупом и уходящий на дно морское, прижал к себе пушистую собачку, и ласково зажурчал: «Энгельс, ты плохая собачка, зачем ты это сделала?» Признайтесь, что вам на самом-то деле всё понравилось, вы просто не в силах отказать себе в удовольствии немного поназидать авторов с мировыми именами. И это ведь так понятно – редко кому подвернётся сразу два таких, как мы!»

«Отчего же это редко, – возражу я, – не далее как год назад имела я подобную беседу с парой родственников, как сказано в вашем же последнем фильме, «из голливудских», не знаю вот только, как их теперь характеризовать, если прежде они были братьями, но вскоре одного из них попутала нелёгкая и он сменил пол, а следом за ним и другой. И тоже я им всячески назидала, да толку что? Судя по их эволюции, скоро и они, подобно какому-нибудь Иньярриту, нафаршируют своё кино поддельными медведицами, не в силах выдавить из себя что-то путное в плане сюжета и диалогов. Вот я за вас и боюсь, братья Коэны, вдруг и вы станете на эту скользкую стезю под названием 3D, и хочу предупредить непоправимое: не делайте этого!»

«Не будем, – миролюбиво согласятся братья, – мы и сами убеждённые противники компьютерных заморочек, и давайте будет считать воспитательную беседу исчерпанной, а просто мирно почирикаем о пустяках. Например, что могут предложить самарские журналисты нам, великим Коэнам, в качестве новых идей?» «Многое, – с готовностью отвечу я, отхлебнув остывшего кофе, но из вежливости даже не поморщившись. – Самарские журналисты могут вам, в частности, предложить умение манипулировать сознанием зрителя путём подтасовки смыслов. Вот у нас давеча был случай – в городе Тольятти лестницу размыло весенними водами. Ну, размыло и размыло, было бы о чём говорить, у нас редко встретишь лестницу, которую бы ничем не размыло. Однако на информационном безрыбье и это – рыба, особенно если вы мастер заголовка, как журналисты одного тольяттинского сайта, которые написали, что в Тольятти обрушилась лестница на набережной стоимостью 2,5 млрд рублей». «Золотая, должно быть, лестница», – уважительно заметит Итан Хоук, а я в ответ скажу: «Была бы золотая, вокруг неё бы, дорогой Итан, выставили кордон полицейских с гранатомётами, чтобы никто по ней не смел ходить. Самая обыкновенная лестница, я вам потом картинку в фейсбук пришлю, а просто умные тольяттинские журналисты породили нездоровую сенсацию, удачно переставив акценты. Ибо это набережная, а вовсе не лестница, стоит 2,5 млрд рублей».

«Ишь ты! – восхищённо скажут братья Коэны. – Есть ещё смекалистые люди в русской глубинке!» «И немало, – поддержу я их. – Вот дочка моей знакомой, например, участвует в школьной самодеятельности. Играет разных зверюшек в спектаклях. Не так давно была ангажирована на роль Табаки в пьесе по известному вам писателю Киплингу». «О, – с уважением скажут братья, – отличный вкус. А какая творческая дерзость! Мы вот уже который год не решаемся взяться за Киплинга, всё ходим вокруг да около, но кого, сами посудите, возьмёшь на роль Рикки-Тикки-Тави?» «Тима Рота», – не задумываясь отвечу я, но братья странно скривят рты. «Тим Рот – не наш актёр, – скажут они. – Тим Рот – актёр Тарантино, и ассоциироваться он у зрителя будет только с Тарантино, а нам нужен наш, коэновский Рикки-Тикки-Тави» «Ну, не знаю, – озадаченно скажу я. – Предложите эту роль Ченнигу вашему Татуму. Раз он с таким блеском играет коммунистов, то уж роль мангуста тем более осилит. Однако мы отвлеклись. Итак, дочка моей знакомой получила роль Табаки, и её мама, не спя ночей, принялась шить костюм шакала. Мыслимое ли дело, представьте: даже Эмма Томпсон в «Реальной любви» жаловалась, как нелегко дался ей костюм омара, а тут – целый шакал! И вот, когда костюм был практически готов, оставалось лишь чуточку подрубить рукава, выяснилось, что мальчик, исполняющий в том же спектакле роль Шерхана, недостаточно грозно рычит. И дочку моей подруги срочно назначили Шерханом!»

«И что? – взволнованно спросят братья. – Вашей знакомой поспешно пришлось шить костюм тигра?» «Какие вы догадливые, – похвалю я смышлёных братьев. – Именно! Но самое главное, что никто не примчался из вашего загнивающего Голливуда, не ухватился за этот грандиозный сюжет, не сделал из него гениальный фильм, претендующий на «Оскар»! Куда вы все там смотрите, не понимаю». Братья Коэны обиженно нахохлятся, но лишь на минутку, а потом Джоэл – как наиболее степенный, скажет: «Мы готовы. Мы используем сюжет про девочку, которая готовилась к роли Табаки, но была повышена до Шерхана, в нашем следующем фильме». «Другой разговор, друзья», – скажу я на это Джоэлу, а потом, поблагодарив обоих братьев за кофе, спущусь с небес на землю, чтобы ещё раз тайком пересмотреть фильм «Да здравствует Цезарь!», который мне вообще-то очень и очень понравился, но не могу же я так пылко расточать похвалы этим и без того избалованным славой алчным дельцам.

Екатерина Спиваковская