Ничто так не приумножает скорбь, как простодушие взрослого человека. Казалось бы, кроме приятного разнообразия мелких безделиц наподобие умения дышать или ходить, тебе ещё дана в придачу целая жизнь, чтобы время от времени отвлекаться от игривого сдувания пенок с самой поверхности смысла, вдаваясь в разные любопытные глубины, ан нет – куда приятнее всё же бездумно сдувать пенки.

Хватит, впрочем, туманных метафор, перехожу к делу: вчера в аптеке совершенно посторонний человек предложил мне пощупать его бицепс. Я знаю, что милые чудачества, по убеждению многих, скрашивают чьи-то серые будни, поэтому сейчас так принято лезть со своими чудачествами в чужие будни, но в моих персональных буднях милых чудачеств вполне достаточно. Я, например, люблю примерить шкуру великого человека и методично изнурять себя его проблемами.

Не далее, как неделю назад, например, я вообразила себя Леонардо Ди Каприо и задалась вопросом: «Лео, тебе что, так уж необходима эта злосчастная статуэтка?», а потом весь день – честное слово, весь день! – перебирала варианты ответов на этот, в сущности, риторический вопрос. Спустя сутки шкура Ди Каприо мне надоела, я сняла её и усилием воли пробудила в себе дух Бертрана Рассела. Философ тихо сидел и корпел над очередным бихевиористским (не спрашивайте, почему именно над таким) исследованием, и выглядел очень одиноким, поэтому я спросила его: «Что же сегодня мы можем сказать о тайне Туринской плащаницы, Бертранчик?» «Интрига сохраняется, что бы там ни твердили нам скептики о составе волокон, подвергнутых радиоизотопному исследованию, – ответил мой внутренний Бертран Рассел. – Однако есть смысл прислушаться к голосу рассудка и заняться более насущными вопросами, допустим, спросить себя: получит ли в этом году статуэтку Леонардо Ди Каприо?» «И ты, Брут!» – грустно сказала я и выставила Бертрана Рассела за пределы своей внутренней сущности, но на его месте очень скоро кто-то зашебуршился, и это оказалась светская львица Божена Рынска.

Мне сразу захотелось убежать подальше – я не люблю светских львиц вообще, а Божену Рынску не люблю особо острой формой нелюбви, которую люди малограмотные и недалёкие традиционно трактуют как зависть (тут имеет смысл заметить хотя бы в скобках, что малограмотные люди трактуют как зависть любое непонятное им физическое явление), но от себя, как известно, не убежишь. Поэтому я прислушалась к едва различимому диалогу внутри себя: ослепительная во всех смыслах Божена вела с кем-то неспешную беседу, и я различила несколько ключевых слов: «камин», «барельеф», «узкий телевизор на уровне глаз», что-то наподобие фразы «не буду же я спать на белье из ИКЕИ» и ещё одно отглагольное прилагательное, привести которое здесь никак не могу, однако и оно, равно как и все предыдущие слова, свидетельствует о том, что речь идёт о тонких – во всех смыслах – материях.

Всё это – не только те самые милые чудачества, о которых сказано выше, но и полезный опыт: кто мне ещё даст почувствовать то же самое, что чувствуют великие люди, кроме меня самой? Так вот, представьте, что на фоне вот такого развесёлого времяпрепровождения к вам подходит совершенно незнакомый человек, когда вы безмятежно направляетесь к выходу из аптеки, вооружившись на случай эпидемии гриппа парацетамолом, и говорит: «Нет, ты бицепс, бицепс мой лучше пощупай!»

Бицепс? Ещё чего. Я наотрез отказалась щупать его бицепс и пошла дальше, после чего незнакомец рванул в открытую атаку. Он сказал, что самое главное – не таблетки, а образ жизни. Разумеется, здоровый: то есть лыжи, фермерские молочные продукты и никаких вредных мыслей. «А лучше всего вообще никаких книг, – сказал этот человек. – Я недавно попробовал почитать Пелевина, так чуть не заболел. И решил, что больше ничего никогда читать не буду». «Да вы бы так не мучились, – успокоила я его, – считайте, что вы ничего и не читали, если дело в одном Пелевине. Один Пелевин не в счёт». «А что? – оживился незнакомец. – Плохой писатель? Я сразу понял, что с ним что-то не так, какой-то он мутный!» «Почему, – говорю, – плохой? Что уж вы сразу так – плохой? Писатель как писатель, таких писателей пруд пруди и все, как один, хорошие, просто пишут все одинаково, родная мама одного от другого не отличит». «Так их так учили, поди, они же не виноваты, – великодушно предположил мой новый аптечный друг и вдруг спохватился: – Вы бы всё-таки того! Пощупали мой бицепс! Я почти год в качалку хожу! Прямо через пуховик, нате вот!»

Господи, подумала я. Да, я вот так и подумала – господи. Уберите ваш бицепс, и трицепс заодно уберите.

До чего мне стало грустно в этот момент, передать не могу никакими словами, какая липкая и тяжёлая мгла опустилась на самое дно моей души. Все, ну все вокруг меня почти год ходят в качалку. Да что там год – уже пошло второе десятилетие, как все ходят в качалку. Всё это время я хожу пешком, избегая любого вида транспорта, и ни разу не нашла в себе смелости предложить первому встречному пощупать мою двуглавую мышцу бедра, чтобы первый встречный убедился в укрепляющей силе многолетних пеших прогулок. И конечно, я в курсе, я каждый день вижу и читаю, как народ предаётся истерической борьбе за здоровый образ жизни, ест пророщенную ботву (я до сих пор не понимаю, почему в рационе этих людей до сих пор нет пенопласта или ещё какой-нибудь безвкусной дряни), не расстаётся с эспандером, при этом, что не перестаёт меня удивлять, тяжёлые антидепрессанты и средства от бессонницы считает чем-то вроде аскорбинки: мало ли к чему привыкает организм, измученный нарзаном, если здоровье делается самоцелью. А кто не делает всего этого, тот делает ещё более безумные вещи, например, покупает узкий телевизор и камин с барельефом, спит только на белье за восемь тысяч евро и считает необузданными обжорами всех, кто носит одежду сорок четвёртого размера. А кто не покупает узких телевизоров и спит на самом обыкновенном белье, тот ничего не смыслит в хорошей литературе, читает запоем Пелевина или Шишкина, и думает, что в «Омерзительной восьмёрке» Тарантино нет ничего, кроме секса и насилия. И даже те, кто всё-таки ценит «Омерзительную восьмёрку», потому что это шедевр, чего не скажешь ни о камине с барельефом, ни о белье за восемь тысяч евро, ни даже обо всей творческой карьере Леонардо ди Каприо, даже этим умным людям всё равно свойственны разные чудачества, порой весьма уродливые – я бы весь этот ЗОЖ с его бешеной самовлюблённостью в своё тело постыдилась за пределы собственной комнаты выносить. И что же, прикажете у всех восхищённо щупать бицепс? Где ваша скромность, господа, вы, похоже, совсем свихнулись на почве зоологической любви к себе, или это мне только кажется? Оставьте меня в покое, дайте поговорить с моим внутренним Бертраном Расселом, подумала я и вышла из аптеки с парацетамолом в руках навстречу эпидемии гриппа – на этот раз свиного.

Екатерина Спиваковская