«Вся власть воображению!» — гласит одно из граффити времён студенческих беспорядков 68-го года во Франции. В последнее время я то и дело думаю о тех событиях и прикидываю, кто из моих университетских знакомых тянет на Сартра и Фуко? А ещё интересно, хотя бы в своём воображении студенты нашего госуниверситета видели себя и своих преподов на баррикадах?

Нет, это не призыв к экстремизму, но ведь людям нельзя запретить галлюцинировать — именно этот урок я извлекла из всех последних событий, которые произошли в нашем городе, где Николай Меркушкин строит свой собственный идеальный мир. Именно наш неугомонный губернатор перевернул смысл этого мятежного лозунга про власть воображения. Какой с человека спрос, если он бурный фантазёр и хочет воплотить свои грёзы в жизнь? Если вы смотрели мультик «Лего», то помните заигравшегося папашу, который запрещал своему сыну прикасаться к своим игрушкам и даже понавешал повсюду угрожающих табличек с надписями наподобие «Руками не трогать!». Авторы фильма гуманно умолчали о бэкграунде этого инфантильного папы, но вообще-то детство такого травмированного дядечки легко дорисовать в воображении — и какие же это будут именины сердца для психолога-второкурсника.

Почему жители Самары не вписываются в идеальный мир губернатора — вопрос риторический: потому что мы бессильны что-то изменить до тех пор, пока нам всё безразлично.

Я не знаю, чем объяснить это безразличие, кроме самого безразличия, но мне рассказывали о страхах. Например, страшно потерять работу: вот так пойдёшь протестовать, помашешь каким-нибудь лозунгом, а тебя потом бабах и уволят. Или оштрафуют. Или ещё как-нибудь репрессируют.

Эти же самые страшилки носятся в воздухе перед каждыми выборами, когда запуганные перспективами увольнения люди голосуют, «за кого скажут». Я даже боюсь задавать этот вопрос, и всё-таки рискну: много их, которых уволили (оштрафовали, лишили премии, сделали выговор с занесением, посадили на пятнадцать суток)? Есть в области удручающая статистика или она существует лишь в страшных историях? И ещё один вопрос, который я тоже боюсь задавать, но всё-таки спрошу: вам не кажется, что вы утратили чувство реальности и преувеличиваете те опасности, которых в действительности не существует, преуменьшая при этом вполне осязаемые — например, что Самара, принаряженная метасоветской бутафорией, которую наш новый министр культуры размашисто ставит на одну эстетическую полку с Эйфелевой башней, может остаться без университета?

Мы, конечно, смело бухтим в уютных соцсетях, полагая, что это каким-то образом не позволяет нам окончательно обернуться амёбами, и наше бухтенье, временами очень едкое и остроумное, всегда приятно почитать: очень скрашивает досуг, это чистая правда. Иногда мы там даже ругаемся и порой дерёмся. Тоже очень удобно, а главное — весело. А выходить с протестом — страшно. Кроме того, «мы же всё равно ничего не решаем» — так мы обычно утешаемся, когда надо договориться с собой и не маяться угрызениями совести.

А я что-то уже и не припомню, когда мы пробовали что-то решать. Нам же постоянно страшно, у нас жуткая и кровавая жизнь, полная опасностей.

Страшно рисковать работой, страшно лишиться зарплаты, страшно остаться без премии, страшно получить «не ту» запись в трудовой книжке. Много чего страшно. Мы привыкли к своим страхам и забыли, что они — ненастоящие. Под ними удобно прятать наше неумение быть вместе в особые минуты жизни: то-то нам с таким скрипом даются даже самые развесёлые флешмобы с танцами на набережной — что там говорить о протестной консолидации. На фоне нашего бухтения в в интернете журналистка Катя Маяковская, собиравшая подписи против объединения вузов, то есть предпринявшая реальное, а не воображаемое действие, выглядит настоящей героиней, как тот бесстрашный человек на площади Тяньаньмэнь, который размахивал авоськой перед носом у танка.

Между тем танков — то есть настоящей опасности, угрозы жизни и здоровью — нет. Зато есть наше тотальное безразличие, которое переросло все границы, обернувшись пассивным соучастником разрушения. Можно не беспокоиться: нового Нантера не будет, пар нашего негодования растворяется в соцсетях.

Вектор неуёмной фантазии губернатора, скорость, с которой все его идеи реализуются, — во всем этом больше нет никакого секрета, Меркушкин весь, как на ладони.

Понятно, что с таким громадьем планов — Стена Памяти, Триумфальная арка, — он бы рано или поздно замахнулся на Зураба нашего Церетели, и вот уже скоро у нас появится дядя Стёпа в натуральную величину. Будет очень досадно, если рано или поздно Самарский госуниверситет пришпандорят туда, куда захочет губернатор: пока что он хочет к Аэрокосу, но можно и к Стене Памяти, какая разница.

Вся власть воображению.

Екатерина Спиваковская