Бывает, приходит Гость и затевает беседу о принципах.

Если бы знать заранее, что так повернётся, я бы подготовилась. Почитала бы специальную литературу, покопошилась бы в интернете. Но гости — они ведь обычно как? Сначала долго напрашиваются под разнообразными предлогами, чаще всего искусственными. Особенно трогательно выглядит аргумент «давно не виделись» — с учётом скайпа и прочих виртуальных механизмов, это самое «давно не виделись», как правило, означает «не пялились друг на дружку в экран больше семи часов». Потом, вытянув клещами неохотное приглашение, гости начинают участливо расспрашивать: «А что тебе принести? Хочешь мёд, ты ведь любишь мёд? У меня есть трёхлитровая банка мёда, который никто не ест, он стоит уже пятый год! Давай я тебе его принесу, и ты его съешь? Нет? Странно, ты не хочешь мёд? Жаль. Может быть, ты хочешь кабачок? У нас на даче потрясающий урожай кабачков, их буквально некуда девать. Один кабачок, представляешь, вырос размером с шину от КамАЗа. Хочешь, я тебе его привезу? Нет? Почему, это же сплошная клетчатка, на кабачковой диете можно прекрасно похудеть! Ты не хочешь похудеть? Странно. Тогда я привезу тебе плащ, хочешь? Как какой плащ, ты что забыла мой плащ? Мой серый плащ, который я ношу уже лет пятнадцать! Как не видела, ты что, я каждую весну в нём хожу! В общем, я тебе его привезу, он мне немного надоел. Не нужен? Почему не нужен, это очень красивый плащ, а какой удобный: не мнётся, не рвётся, крепчайшая синтетика! Что значит — старый? В каком смысле — старый? Он в очень хорошем состоянии, уж поверь. Что значит — тебе не нужен плащ, тем более старый? Чего же ты тогда хочешь? Ничего? Ну ладно, я тогда загляну ненадолго, только ты ничего не готовь! У меня всё равно не будет времени рассиживать! Нет, только не борщ, я худею к лету. Ну ладно, давай борщ вообще-то, а я тогда приеду и, знаешь, что тебе приготовлю? Мммм! Ты даже не представляешь. СЫРНИКИ! Как?! Ты не любишь сырники? Да ты просто не пробовала хороших сырников, тебя никто не угощал! Одним словом, я еду, везу тебе кабачок, плащ, мёд, а ты, пожалуйста, приготовь всё для сырников, чтобы я не искала у тебя муку по всей кухне!»

Всё это, вместе взятое, называется обычно «русской душевностью». В клинических случаях к этому пакету «русской душевности» прилагается ещё и «икеевского» формата пакет вдрызг сломанных игрушек, но об этом я, пожалуй, лучше ничего писать не буду — больной вопрос: я потратила восемьсот миллиардов знаков, напечатанных шрифтом Times New Roman, чтобы хотя бы отчасти донести до человечества простую мысль о том, что дарить сломанные игрушки нехорошо, и ещё столько же — чтобы рассказать, как я вынуждена выбрасывать сломанные игрушки, потому что это хлам.

Люди почему-то не разбирают слов, когда я так пишу. Я не знаю, чем так уж плох этот шрифт. Возможно, он каким-то загадочным образом вуалирует смысл, поэтому я пробовала писать и другими шрифтами, самыми разными, включая устрашающе готический.

И всё равно мне так и не удалось донести до человечества свою простую мысль, поэтому стоп - ни слова больше об игрушках. Я и устно пыталась, даже вставала на голову и ходила колесом. Всё равно никто не понимает, что я имею в виду, когда говорю, что сломанные игрушки дарить нехорошо. Ну так, стало быть, всё, больше писать не буду, ищите себе других терпеливых клоунов-объясняльщиц.

Так вот, является Гость. Он тащит гигантский кабачок, какую-то страшную рыжую окаменелость в огромной банке («Мёд!» — гордо кричит Гость), плащ, настолько старый и такой синтетический, что искры летят от одного лишь взгляда на него. Да, и мешок сломанных игрушек — разочарованные дети сразу зашвыривают их в угол, поскольку знают, наученные горьким опытом, что выбрасывать подарки на глазах у дарителя очень невежливо. Гость делает сырники, сам ест их вприкуску с борщом, сам нахваливает, уверяя всю вашу семью, что никто из вас никогда не ел таких сырников, а потом, наевшись, принимается рассуждать о своих принципах, щедро уснащая свой нескончаемый монолог словами «всегда» и «никогда». «Я никогда не вру, это мой принцип!» — сообщает Гость, и вы краснеете: уж вы-то врёте, ох, как врёте! направо-налево, каждый день по много раз. То там скажешь усталой соседке: «Как ты хорошо сегодня выглядишь!» — просто так, подбодрить и порадоваться, что человеку сделал приятное. То тут присочинишь пару высокохудожественных деталей, чтобы простой житейский эпизод обернулся лирической зарисовкой. Как не врать? Гость между тем продолжает упиваться своими принципами. «Я всегда покупаю мясо только на рынке, это мой принцип!» — делится он, и вам снова не по себе: вы покупаете мясо, где придётся, потому что делаете все покупки по дороге с работы — до принципов ли человеку в часы пик?

И так, под сурдинку Гостя, вы задумываетесь: есть ли у вас принципы или вы окончательно безнадёжный человек? Можете ли и вы с такой же уверенностью вставлять в свой активный словарь слова «всегда» и «никогда» применительно к линии своего поведения? А задумавшись вот так, постепенно приходите в отчаяние на грани космического ужаса: нет! Нет у вас ни одного принципа, куда ни кинь, всюду одна сплошная беспринципность, она же — конформизм, он же — приспособленчество. Степень вашего отчаяния так глубока, что даже ваши органы чувств словно мелеют и прогибаются под её бременем, и вот уже предметы вокруг вас выглядят слегка размытыми и будто бы все куда-то уплывают. Да, вы вместе с Гостем немного угостились вином, но дело не в этом, ах, конечно же, дело не в этом, а в вашей цинической беспринципности, так заметной на фоне этой квинтэссенции принципиальности.

И вдруг что-то меняется, расфокусированный мир вновь делается чётким и ярким, предметы перестают плавать, подвешенные за невидимые верёвочки, и вы видите свой холодильник. Он такой же, как у всех, обвешанный уймой пёстрых магнитиков, точно засиженный мухами старый плафон.

Вас посещает то самое чувство, которое ошибочно называют нирваной, но на самом деле это подлинный поросячий восторг первооткрывателя. «У меня есть принципы, — тоном английского фокусника Копперфильда говорите вы Гостю. — У меня ТОЖЕ есть принципы. Вернее, один. Я никогда не дарю магнитиков! Все дарят, а я — нет, никогда! Ни при каких обстоятельствах. Не покупаю магнитиков и не дарю их! Принципиально!»

Гость смотрит на вас с недоверием — согласитесь, вы не оставили ему выхода: мало кто посмеет доверять человеку, который утверждает, что никогда не дарит магнитиков. В этом заявлении столько фронды, что её хватило бы на десять вооружённых переворотов. «Все дарят магнитики, — недоверчиво говорит Гость. — Не может такого быть, чтобы кто-то этого не делал. Так не бывает!»

Он сердито отодвигает стул, швыряя на стол салфетку, как это делали киношные герои наподобие Мышлаевского или Чичикова, и уходит из вашего дома прочь. А вы остаётесь сидеть в окружении гигантского кабачка и огромной банки страшного мёда, который и не мёд никакой, а давным-давно засахаренная патока. Перед вами лежит надкусанный сырник, а ваш насилу выпестованный, крошечный, один-единственный сиротливый принцип - никогда не дарить магнитиков! - походя растоптан бесцеремонными сомнениями Гостя. Вы роняете голову на стол и горько рыдаете над своей одинокой участью беспринципного человека, а магнитики, подарки ваших друзей-путешественников, весело подмигивают вам, сверкая на холодильнике.

Екатерина Спиваковская