Хотя любое высказывание о Сноудене ныне рассматривается как mauvais ton, не могу удержаться: отношение к этому пареньку стало своего рода лакмусовой бумажкой на адекватность. Для меня, по крайней мере

Честно говоря, даже найти аналог его поведению не получается. С кем сравнить? С отечественными диссидентами? Это не точно: у диссидента, действовавшего в условиях биполярного мира, была хотя бы надежда на то, что его голос кто-то – пусть из собственных корыстных интересов – да услышит и из тех же интересов или из сочувствия, например, окажет содействие или предоставит защиту. Если диссидент – Дин Рид, то его пропишут в Восточном Берлине, если Буковский – в Лондоне.

Этот же парень абсолютно одинок и не защищен. В мире, где нет второго полюса, где господствует единственная сверхдержава, поперек неё никто не дерзнет даже пикнуть. Но если кто и пикнет, то можно организовать обыск на борту президентского самолета – территории суверенного государства, а если намека будет недостаточно – можно, например, морскую блокаду организовать или запретить с этой страной торговые сношения.

Хотя причина наверняка лежит гораздо ближе к поверхности – у всех государственных режимов цели совпадают: получение максимальной прибыли от контроля за управлением. И никакой идеологии – кроме $. Так что при всех отличиях государи всегда договорятся.

А Сноуден, похоже, идеалист (игра слов: идеалист – носитель идеологии). У него, похоже, отношение к доллару довольно прохладное, иначе он сделал бы информацию о преступлениях своей великой Родины против основных свобод предметом гласности по совсем иным технологиям.

Сноудена нельзя сравнить и с нынешними «несогласными» – у него нет политических амбиций, он не алчет власти и не обладает уверенностью, что знает, как сделать человечество счастливым.

Он – классический downshifter в широком, безусловно, смысле этого слова, в «диогеновском», то есть, когда не «жизнь ради себя», а когда отказ от благ современного общества: «Вы не можете ждать, пока кто-то ещё начнёт действовать. Я искал лидеров, но я понял, что лидерство в том, чтобы действовать первым. Я не считаю себя героем, потому что я действую в собственных интересах: я не хочу жить в мире, где нет тайны частной жизни, и поэтому нет места для интеллектуальных исследований и творчества».

И целый месяц практически всё общество, в том числе демократическая и даже либеральная его части конфузят благородный поступок американца, осмелившегося сказать, что Большой Брат – это не только издыхающая от своих несметных богатств Россия, но и лидер свободного мира.

И уже «Отзвук Кремля» морочит своим слушателям голову, пытаясь, с одной стороны, увести проблему от Сноудена к размышлениям «а мы что – лучше?», с другой стороны, предостерегая от поддержки: он ещё себя проявит, этот русский шпион. Боязливо помалкивает системная и несистемная оппозиция.

Эдуард Сноуден почти никому не нужен. «Шоу» идет на спад, а философская подоплека его поступка слишком сложна для широких народных масс и нежеланна для технологов. Проще признать, что он шпион, и всё происходящее – умелая инсценировка Службы внешней разведки.

Даже если Эдуард Иосифович согласится прекратить свою «борьбу против США» – он всё равно обречен. Как обречены и мы с вами – жить по понятиям, сформулированным политиканами, которые чуть спортивнее, или по правилам политиканов, которые чуть образованнее.

Это так же точно, как и то, что со временем идеалы Сноудена отделят от их носителя, из него самого сотворят идола, а затем многочисленные материальные воплощения идола позолотят. Чтобы не краснеть в процессе поклонения от стыда.

Виктор Долонько

Рисунок Сергея Савина